- Здравствуй, Ллойд! Как ты? Что читаешь? - Бросился я к своему... К своему второму "я".
- Как видишь... - Томно ответил тот. - Этому миру явился новый пугач, Джордж. Но то, что он пишет, и что снимает, похоже на правду.
- Ты о чём? - Не понял я, немного растерявшись. - Опять балуешься телемой? Поверь мне, до добра это твоё увлечение не доведёт!
- Альфред Хичкок, Джордж. - Изрёк Ллойд, улыбаясь и поворачивая своё лицо к окну. И по мере того, как он разворачивал своё лицо, его улыбка, минуя стадию гримасы - гримасы измождённого жизненными перипетиями, переполненного мук и страданий взрослого мужчины - обратилась в плотно сжатые губы, края которых были уголками вниз - что свидетельствовало о том, что этот человек в последнее время не испытывает ни йоты радости.
Я подошёл к спинке инвалидной коляски и нежно, с теплом и любовью возложил свои руки на плечи своего друга.
- Меня мучают боли, Джордж, - Молвил Ллойд, не оборачиваясь. - И я понятия не имею, что именно у меня болит. Не в моих правилах прибегать к коварному зелёному змию, поэтому я был вынужден заказывать себе из ближайшей аптеки морфий и опий - лишь они помогали мне. Однако до меня дошли слухи, что вскоре оба этих препарата будут изъяты из всех аптек Великобритании, Германии и США, ибо они признаны наркотическими средствами, вызывающими стойкое привыкание и имеющими кучу побочных эффектов.
- Друг мой... Как мне помочь тебе?
- Никак. - Почему-то мне показалось, что Ллойд вновь улыбается. - Но меня мучают не одни лишь только боли - невыносимые, нестерпимые воспоминания... Эта Жаббона, эта...
- Это я во всём виноват, - Вздохнул я.
- Брось, - Сказал мой друг и поспешил сменить тему разговора. - Итак, я упомянул Хичкока... Знаешь, о чём он пишет? Про что снимает фильмы?
- Не имею представления, Ллойд.
- Этот парень далеко пойдёт; уж поверь мне, своему старому другу. Буквально на днях я дочитал его рассказ "Газ", а вчера лицезрел картины "Женщина - женщине" и "Всегда говори своей жене".
- Я рад, дружище, что ты не падаешь духом и пытаешься хоть как-то скрасить своё одиночество; обещаю, что не оставлю тебя.
- Не обещай того, чего исполнить не можешь. Но я не сказал тебе главного: мне приснился сон, в котором мне открылось, что двадцать первого сентября тысяча девятьсот сорок седьмого года родится писатель такого уровня, что по его произведениям будут снимать кино. Этот человек также, как и Хичкок, способен заглянуть в самые потаённые глубины человеческого "я", влезть в подсознание и вывернуть душу наизнанку - в переносном смысле, разумеется.
Ллойда ОʼБрайена я оставил наедине с его мыслями, несколько тревожась за него и печалясь от того, что помочь ему я уже не в силах. Похоже, я теряю друга, теряю человека, теряю поэта и художника. Я давно не слышал от него новых стихов; он больше ничего не рисует. Он скорее мёртв, чем жив; жизнь ещё теплится в этом незаурядном таланте, но вид этого усталого существа жалок и болезненен.
Вернувшись к своей экспедиции, я, несколько потерянный от увиденного и услышанного в Инвернессе, таки дождался своего часа: распогодилось, и мы - Ларри фон Геерт, Чэндлер Смит, ассистент Кверти и я - на волне везения, усевшись в лодку, поплыли в сторону предполагаемого центра озера Лох-Несс.
Через несколько часов мы, психически вменяемые люди с не менее отменным физическим здоровьем, разинули рты от того, что начали видеть наши глаза - и по мере того, что мы видели, глаза наши округлялись всё больше, брови ползли всё выше, а челюсти отвисали всё ниже.
Самый обычный, безобидный в своём поведении плезиозавр вынырнул из толщи воды - сначала показалась небольшая голова, а после - очень длинная шея. Он совершенно нас не боялся, и не причинил никакого вреда.
Неожиданно для нас с другого борта лодки мы рассмотрели ещё одного ящера - так мы оказались меж двух огней, и шеи древних ископаемых, скрестившись где-то далеко и высоко над нашей лодкой, образовали своеобразную арку.
Самец и самка, похоже, затеяли брачные игры - с какой трогательной нежностью они прижимались, тёрлись шеями так, как обычно обнимаются друзья, любящие пары или же родители и их дети.
В великом восторге мы начали фотографировать всё это и аплодировать от всей души - ничто не чуждо этим монстрам; и они, и они умеют любить.
Но изумительный тандем двух любящих животных мы наблюдали недолго: удивительный морской пейзаж внезапно омрачился каким-то зловещим рыком, исходящим, похоже, с самого дна холодного водоёма.
Не только люди (по вполне понятным причинам) - также и Несси со своим избранником почувствовали угрозу. Мы внимательно следили за тем, какой страх обуял даже их - что же говорить о нас?
Оба плезиозавра незамедлительно окунулись в пучину - но, похоже, было уже слишком поздно: в месте их ныряния мы рассмотрели большое багровое пятно, расходящееся и расползающееся всё дальше и дальше. Больше мы не видели Несси никогда.
То, что стало причиной их гибели, могло сгубить и нас: к несчастью, двумя смертями это нечто не ограничилось...
В следующую секунду по озеру пошла такая волна, пошли такие пузыри, что нашу лодку чуть не перевернуло прежде, чем неведомая рыба поглотила бы нас: спаси и сохрани, если ты существуешь, наш создатель!
Ибо мы своими собственными глазами увидели поднимающегося со дна водоёма огромного червя - или гусеницу, или кое-кого ещё.
То, что предстало моему взору, не укладывалось в моём сознании, и я сразу вспомнил про такое явление, как "островной гигантизм"; в данном же конкретном случае речь шла о гигантизме озёрном и речном: ну не могло, просто не могло быть столь огромного существа в не самом большом из озёр планеты!