— Эй, Леоне, подожди меня! — кричала сквозь смех Розмари. — Куда это ты так улепетываешь?
— Розмари! — вскричал Леоне. — Как хорошо, что это ты!
— Сбавь скорость, я никак не могу тебя догнать. Ты несешься, как ураган.
— Но я давно уже кручу педали в обратную сторону! — рассмеялся Леоне.
— Может быть, полежим? Мне кажется, что ты очень устал.
— На чем же мы полежим? Здесь же нет ничего, даже подушечки, которую я мог бы положить тебе под попку.
— Как ты, однако, откровенен...
— Но я действительно хочу тебя. И потом, мы ни разу не делали это на небе. Почему бы не воспользоваться случаем?
— А как же велосипеды? Вдруг они исчезнут, когда мы будем заниматься любовью?
— Ну и что, ведь мы умеем летать!
— Но чем же мы укроемся, Фрэнк? Ведь здесь нас отовсюду хорошо видно.
— Ты что, стесняешься ангелов?
— Нет, Фрэнк, вон тех людишек внизу, что догоняют нас на «джипе».
Фрэнк посмотрел вниз и увидел, что «джип» снова догоняет их. Теперь он был не такой уж и маленький.
По каким-то причинам они значительно потеряли высоту.
— Эй, Леоне! — кричал сидящий рядом с шофером Драмгул, его неимоверной длины усы развевались за его спиной. — А ну-ка, немедленно спускайся!
— Делать мне больше нечего! — засмеялся Леоне.
— Спускайся, кому говорю!
— Надо быстрее крутить педали, Леоне, — зашептала ему Розмари. — Давай резко вверх, вон за то облако.
— А ну, быстро спускайся! — грозил кулаком Драмгул.
— А может, тебе лучше подняться? — откровенно засмеялся над ним Фрэнк, начиная крутить педали и поднимаясь вслед за Розмари, которая уже опередила его.
«Джип» стал удаляться, уменьшаясь в размерах. Громадный великан, поросший отвратительной шерстью, поднимался столбом, вырастая на месте «джипа». Драмгул хохотал, и от его громового хохота лопались стеклянные полупрозрачные айсберги-облака. Когтистая лапа настигла Леоне...
Лязг отпираемого замка камеры пробудил его почти мгновенно. В камере было светло. «Значит, уже утро» — успел подумать Фрэнк. На этот раз в камеру ворвались двое. Один — высокий белобрысый толстяк, его редкие волосы, казалось, слиплись от пота. Обрюзгшее лицо, крупные губы, повисший сливой нос и, в особенности, похотливые поросячьи глаза, сразу выдавали в нем негодяя, садиста и палача. Другой, значительно ниже ростом, был черноволос и выглядел гораздо моложе, однако, и его лицо поразила печать порока, тонкие искривленные губы, острый нос и какие-то гноящиеся глаза выдавали и в нем заплечных дел мастера.
Мгновение, и они уже оказались около нар, подхватывая Леоне под мышки.
— Вставай, ишь разлегся.
— Пошли, пошли быстрее.
Они вытолкали его из камеры и быстро повели по балконам тюремных ярусов, по лестницам и коридорам. Немного отдохнув за ночь, на этот раз Леоне чувствовал себя гораздо спокойнее и с любопытством оглядывался по сторонам. Пока спускались по ярусам, Леоне заметил довольно много заключенных, неторопливо прогуливающихся напротив раскрытых дверей камер, в свою очередь зэки с любопытством разглядывали новичка. Общий зал под ярусами был меньше, чем в «Рэдстоуне», и выглядел гораздо запущеннее, в некоторых местах Фрэнк заметил отвалившуюся штукатурку. Было, кстати, довольно прохладно, и Фрэнк подумал, что Драмгул экономит на топливе. Еще в школе во Флинте, где Драмгул работал одно время учителем литературы параллельно с отцом Фрэнка, который преподавал физику, этот и тогда уже седоусый изящно одевающийся господин экономил буквально на всем, заставляя школьников самих убирать класс и кладя в карман жалование уборщика. Охранники повели его коридорами. Фрэнк удивлялся обилию замков на решетках дверей и многочисленности телекамер, установленных буквально на каждом углу. Охранников Фрэнк насчитал почти в три раза больше, чем встретилось бы ему в «Рэдстоуне», если бы он совершал там подобное путешествие. По глухой лестнице они спустились в сырой подвал. Коридоры стали гораздо уже и теперь черноволосый шел впереди, а толстяк топал сзади, почти наступая Леоне на пятки и зловонно дыша в шею. Наконец они вышли в небольшой зал, посредине которого была установлена кубообразная камера-комната, три стенки которой были изготовлены из толстого стекла, а четвертая примыкала к стене зала. Комната была освещена изнутри, но Фрэнк не успел рассмотреть интерьера.
Черный повернулся к Леоне.
— А ну-ка, — он освободил руки Леоне от наручникоз.
— Ты так не смотри на меня лучше, парень, — сказал белобрысый толстяк Фрэнку, наставив на него свои выпуклые поросячьи глазки.
Фрэнк молча разминал затекшие запястья. Он опустил взгляд, равнодушно рассматривая пряжку на ремне охранника. Выбившаяся из-за ремня форменная рубашка была не застегнута на нижнюю пуговицу, на майке Леоне увидел кровавое пятно.
— Кстати, — продолжил с отвратительной улыбочкой белобрысый. — Как тебе спалось?
— Что тебе снилось? — подхватил черный, обнажая неровные испорченные зубы.
— Наверное, — захохотал толстяк, и его пузо заколыхалось под рубашкой, майка выбилась еще больше, пятно было отвратительно, — как тебя мамочка укладывала, снилось.
— Как твоя укладывала тебя, — жестко ответил Фрэнк, с ненавистью глядя в эти похотливые поросячьи глаза.
Черный распахнул дверь комнаты, и они втолкнули Леоне в камеру, захлопнув за ним полупрозрачную часть стены, которая и служила дверью.
Кресло смерти было перед ним. Леоне увидел провода и специальные застежки с обнаженными электродами, которыми пристегивают осужденного к этому чудовищному аппарату, изголовье его венчал специальный полушлем, внутри которого Леоне отчетливо разглядел токонесущие пластины и винты, какими они прижимаются к вискам. Орудие казни словно приглашало его в свои объятья. Казалось, кресло говорило ему: «Садись, располагайся, Фрэнк. Ты слишком забегался в этой жизни. Пора бы и отдохнуть. Не бойся, это будет совсем не больно. Тысячи киловольт уже ждут, чтобы впрыснуть в твое сердце, в твой мозг, в твои члены кайф смерти.
Ты затрясешься, запляшешь от удовольствия. Не бойся, садись». Леоне с ужасом попятился от электрического стула, словно разъятое лоно самой смерти было перед ним. Эта старая шлюха, словно присела, изображая из себя кресло, но нет, она не дождется его в свои объятья. Фрэнк медленно отступал, пока не ткнулся спиной в прозрачную стену.
— Привет, Фрэнк, — услышал он голос у себя над ухом,
Леоне быстро обернулся. Драмгул стоял за стеклом.
— А вот и начальник тюрьмы, — усмехнулся Драмгул в усы. — Раньше он прогуливался здесь по своему личному коридорчику, чтобы понаблюдать за тем, как преступник умирает. Сто двадцать-мужчин и женщин были казнены в прошлом на этом стуле. А потом этот стульчик списали.