К началу 1830-х годов долги Тютчева и его семьи составили 12 тысяч рублей ассигнациями, что примерно в четыре с половиной раза превосходило его должностное денежное содержание за год. Жена Федора Ивановича была в панике. Через брата мужа она обратилась к его родителям с просьбой уплатить долги: «Увы, я отнюдь не неблагодарна и очень хорошо сознаю, что они сделали для нас более того, на что мы имели право рассчитывать, но вместе с тем я уверена, что, если бы они знали, к чему обязывает нас наше положение, они поняли бы, что при 10 000 рублях содержания приходится делать кучу долгов, чтобы вести дом, и таким образом вполне естественно, что затруднения наши должны увеличиваться»{74}. Наконец, волей-неволей преодолевая собственную робость и даже чувство приличия, Элеонора Тютчева позволила себе вмешаться в служебные дела мужа и откровенно побеседовала о них с новым посланником князем Григорием Ивановичем Гагариным. И лишь 31 июля/12 августа 1833 года, уже при новом посланнике, Тютчеву был наконец пожалован чин коллежского асессора со старшинством с 25 февраля 1832 года{75}.[10] Кроме того, 10/22 августа 1833 года последовало высочайшее соизволение прибавить к его жалованью 200 рублей «с курсом» в год, то есть речь шла не об ассигнациях, а о 200 целковых. С этого момента годовое жалованье Тютчева составило тысячу целковых, что было в полтора раза меньше родительского пенсиона.
У дипломатов того времени была единственная в своем роде возможность посмотреть Европу и одновременно вполне легально пополнить собственный карман за государственный счет. Эта возможность именовалась «курьерской дачей» и представляла собой дипломатическую почту, посылаемую с курьером, которому выдавалась солидная сумма на дорожные расходы{76}. Сумма выплачивалась золотом в свободно конвертируемой валюте и была столь велика, что ради нее Тютчев готов был, забыв о своей всегдашней боязни пространства, настойчиво домогаться курьерской дачи. Так он изъездил всю Европу. Дипломатическому курьеру надлежало — даже в ущерб собственному комфорту — находиться в пути днем и ночью, передвигаясь с курьерской скоростью, то есть очень быстро. Но не таков был наш герой. «Что касается меня, то благодаря скромному способу передвижения, который я избрал для своей курьерской поездки, мне удалось израсходовать всего сто дукатов. У меня остается еще двести. Этих денег должно хватить для того, чтобы приехать в Турин и дотянуть до конца года»{77}. Впрочем, не следует судить его слишком строго, ибо такова была давняя дипломатическая практика. В октябре 1787 года молодой гвардейский офицер Евграф Комаровский был послан дипломатическим курьером из Петербурга в Лондон. Об итогах своей поездки он простодушно поведал в воспоминаниях: «Когда граф Воронцов прочитал привезенные мною депеши, то сказал: “Комаровский привез старые газеты, видно, графу Безбородке хотелось познакомить его с Лондоном”»{78}.
В течение десяти лет Федор Иванович всего лишь переписывал чужие депеши и развозил их по Европе. Но однажды Тютчев оказался в эпицентре большой дипломатической игры, суть которой для нас — за давностью лет — не имеет практически никакого значения. Важно лишь то, что в эту игру были вовлечены великие державы того времени, — и «на Тютчева возлагалась неофициальная дипломатическая миссия, весьма ответственная и нелегкая»{79}. После ее завершения Федору Ивановичу впервые представилась уникальная возможность самостоятельно составить проект важной депеши министру иностранных дел. Наконец-то у него появился шанс быть замеченным и выдвинуться по службе, превратившись из зрителя в действующее лицо происходивших событий. Как же он воспользовался этим шансом?
Представленный дипломатом проект депеши был развернутой метафорой, что не лезло ни в какие ворота, то есть не укладывалось в общепринятые нормы составления такого рода документов. Судите сами. «Волшебные сказки изображают иногда чудесную колыбель, вокруг которой собираются гении — покровители новорожденного. После того, как они одарят избранного младенца самыми благодетельными чарами, неминуемо является злая фея, навлекающая на колыбель ребенка какое-нибудь пагубное колдовство, имеющее свойством разрушать или портить те блестящие дары, коими только что осыпали его дружественные силы. Такова, приблизительно, история греческой монархии. Нельзя не признать, что три великие державы, взлелеявшие ее под своим крылом, снабдили ее вполне приличным приданым. По какой же странной, роковой случайности выпало на долю баварского короля сыграть при этом роль злой феи? И право, он даже слишком хорошо выполнил эту роль, снабдив новорожденную королевскую власть пагубным даром своего Регентства!. Надолго будет памятен Греции этот подарок “на зубок” от Баварского короля»[11]. Посланник князь Гагарин забраковал предложенный текст. Уникальный шанс был упущен.
10
Коллежский асессор — это знаковая фигура русской дворянской культуры: вспомним гоголевского «майора» Ковалева, прекрасно осознававшего свое качественное отличие от всякого рода чиновничьей «мелюзги», бывшей ниже его чином. По Табели о рангах статский чин коллежского асессора соответствовал чину армейского майора и давал права потомственного дворянства тем чиновникам-разночинцам, которые до этого их не имели и чьи родители не принадлежали к благородному сословию Российской империи. Именно этот чин был для разночинцев «толико вожделенным», и именно ради его получения они стойко переносили все тяготы и лишения службы. Наш герой был потомственным дворянином с момента рождения, но и для него новый чин мог стать существенной вехой в карьере, ибо открывал потенциальную возможность получить более заметный служебный пост, например, стать первым секретарем заграничной дипломатической миссии.
11
Литературное наследство. Т. 97. Кн. 2. М., 1989. С. 44. «В соответствии с договором между Англией, Францией и Россией, заключенным 7 мая 1832 г., на греческий престол был возведен второй сын Людвига I Баварского — несовершеннолетний принц Отгон. В нач. 1833 г. Отгон прибыл в Навплию вместе с тремя регентами — бывшим министром финансов Баварии Ф. Арманспергом, профессором Мюнхенского университета К. Маурером и полковником К. Гейдегтом; их политика с самого начала была враждебна интересам России» (Там же. Комментарий А. Л. Осповата). Тютчев был лично знаком с регентами и прекрасно ориентировался в обстоятельствах времени и места происходивших событий.