– А почему нам с Любашей ничего не сказали? Хотели избавиться от двух слабых женщин, босяки?
– Зачем вам говорить, когда вы в калошах, – попытался объяснить Леха. – Вот если бы вы были коровы…
Не договорив, Окуркин замолчал. Он вспомнил, что его машина стоит возле Серегиной дачи – совсем близко.
– Елы-палы, я же «запорожец» забыл перегнать! И, сорвавшись с места, Леха побежал в гору.
– Так он же в калошах, твой «горбатый»! – злорадно закричала ему вслед Олимпиада Петровна. А Люба повертела в руках ненужную скалку и честно призналась:
– Ничего не понимаю.
Вскоре Леха пригнал «запорожец» и запарковал его в кустах. Затем, повеселевший, подошёл к компании и, взяв из рук Тютюнина включатель, сказал:
– Сейчас быстренько взрыхлим и будем обедать, правильно, Олимпиада Петровна?
Серегина тёща ничего не ответила, и Леха, элегантным жестом отбросив собачку предохранителя, нажал главную кнопку.
В первое мгновение никто ничего не понял. Земля просто ушла из-под ног, а затем подпрыгнула вверх, больно Ударив по подошвам.
Все вокруг загрохотало, засвистел, срывая листву, горячий ветер, а затем, закрыв собой полнеба, сверху обрушился Целый град глиняных комьев.
Этот ужас длился всего несколько секунд, а потом послышались первые стоны.
– Моя машина… Моя машина… – бубнили из-под первого глиняного холма.
– Люба! Доча, ты жива?! – кричали из-под другого.
– Жива, мама…
– А скалочка! Скалочка ещё при тебе, доча?
– Нет, мама, где-то обронила!
Тютюнин почти ничего не слышал, поскольку его завалило сильнее всех, однако, упёршись в землю ногами, он сумел вынырнуть на белый свет, который оказался каким-то жёлто-оранжевым.
Солнце едва пробивалось сквозь плотную пыльную завесу, а слабый ветер неохотно относил в сторону гигантское облако копоти, похожее на гриб от ядерного взрыва.
– Серёга! Мы, наверное, бомбу взорвали атомную! – позабыв про «запорожец», ошалело воскликнул Окуркин. – Ну Бухалов, сволочь! Ну подсунул!
Хрипло кашляя и вздымая тучи пыли, на ноги поднялась Олимпиада Петровна:
– И ведь ещё издевались, подлецы – в калошах, дескать, Люба, нам ничего не грозит…
– Ой, что же это было, Серёжа? – заныла Люба. – Чего ты с нами сделать хотел?
– Он убить нас хотел, Люба, доча моя! Убить за наследство, как дон Хулиан в фильме «Моя вторая неродная мама»!
– Я только взрыхлить хотел! – заорал Серёга, потрясая пыльными руками и белея зубами на оранжевом лице.
В небе застрекотал вертолёт.
– Ой, надо же сказать им, что это не мы! Надо сказать, что это Сергей Викторович! – спохватилась-тёща и стала отплясывать на глине и размахивать руками. – Не стреляйте, не стреляйте!
– Поздно кричать, Олимпиада Петровна, – сурово произнёс Окуркин. – Радиация уже сделал своё чёрное дело… Мы все обречены…
От таких слов своего друга Серёга сел на глину и, в сердцах хлопнув по ней рукой, сказал:
– Взрыхлили, мля, землю. Посадили картошечку.
14
Полетав вокруг места происшествия, вертолёт приземлился у подножия холма, где раньше была зелёная травка. Теперь там простиралась безжизненная красная пустыня, где очень уместно смотрелись бы лунные кратеры.
Взметнув и без того ещё не улёгшуюся пыль, вертолёт с буквами «МЧС» на борту высадил десант и снова поднялся в небо.
– Опасаются… – прокомментировал Леха и двинулся навстречу людям в блестящих, как у космонавтов, костюмах.
Заметив шевеление, «космонавты» замерли, однако поняв, что это не диковинный зверь, а всего лишь Леха Окуркин, помахали ему руками.
Следом за другом навстречу десанту с Большой земли вышел Сергей Тютюнин. Он видел, как люди в блестящих костюмах измеряли Леху какими-то приборами и все кивали, кивали головами.
Когда Тютюнин подошёл ближе, его проверили таким же образом, и он ничуть не испугался.
Неожиданно «космонавты» все разом вздрогнули и подались назад. Сергей резко обернулся и понял, в чем дело. Это была Олимпиада Петровна, причёска которой встала Дыбом от глиняной пыли, а улыбка только придавала ей сходство с обгоревшим Терминатором.
– Не бойтесь, это евонная тёща, – пояснил Леха, указав на Сергея.
Когда Олимпиада Петровна подошла ближе, главный «космонавт» шагнул ей навстречу и спросил:
– Бабка, немцы в деревне есть?
– Чего? – не поняла Олимпиада.
– Шутка! – сказал главный и глухо засмеялся под своим шлемом. – Стой ровно, – добавил он и поводил вокруг Олимпиады специальным прибором. Затем так же проверил Любу и, облегчённо вздохнув, снял шлем.
Его товарищи последовали примеру главного и открыли свои покрасневшие, распаренные лица.
– Михалыч, покурим? – предложил один из «космонавтов».
– Покурим, – согласился главный и, получив сигаретку, прикурил её от поднесённой зажигалки.
Затянувшись и выпустив дым, он ещё раз внимательно посмотрел на погорельцев:
– Что здесь произошло?
– Мы сами не поняли, – честно признался Окуркин.
– Но взрыв-то был.
– Взрыв? – Серёга пожал плечами. – Мы вообще-то хотели землю взрыхлить, чтобы гумус и все такое…
– Червячки чтобы водились, – хрипло добавила Люба. «Космонавты» переглянулись.
– Какие червячки? – уточнил главный, в его голосе слышалось сочувствие.
– Земляные…
– Земляные, – повторил главный.
В этот момент заработала его рация.
– «Второй», что удалось узнать? «Второй», ответьте!
– Докладываю: радиации нет. Провожу дознание.
– Как проводите?
– Методом опроса пострадавших…
– А живые среди них есть?
– Живые? – Главный ещё раз посмотрел на погорельцев. -Живые есть.
– Хорошо, значит, я могу докладывать наверх?
– Да, докладывайте.
Убрав рацию, главный спасатель вернулся к прерванному дознанию:
– Так чего там у нас насчёт червячков?
– Земля была твёрдая, вот мы и решили её взрыхлить, – снова принялся объяснять Серёга. – Лопатой никак не получалось, и мы поехали к метростроевцам…
Тютюнин взглянул на Леху, и тот, вздохнув, продолжил:
– Это Бухалов виноват, товарищ главный. Это он виноват, сволочь, все дни напролёт пьяный, и собака у него закладывает, а её уволить не могут, потому как она ветеран пограничных войск и не раз прыгала с парашютом… – Выпалив все это без запинки, Окуркин развёл руками и добавил:
– Вот.
– Ну что же, картина ясная, – произнёс главный, понимая, что свидетели сильно повреждены. – Давайте совершим восхождение. Вы не против?
– Вообще-то у нас там «красный уголок» остался, – сказал Сергей, махнув в сторону развороченной вершины холма.
– Так-так. И чего вы там делали, в уголке?
– Мы? Мы там отдыхали-и…
– Укрывались от ветра и дождя, – добавил Окуркин.
– И ещё мы с мамой там переодевались, чтобы в чистом не работать, – вставила своё слово Люба.
– А чего же вы там работали?
– Грядочки организовывали.
– Так у вас там огород, что ли, на холме?
– Дачка.
– Дачка, баксов пачка, – задумчиво произнёс главный и, бросив окурок на лунный грунт, раздавил его космонавтским ботинком. – Ладно, пошли посмотрим на вашу Дачку… -
15
Подниматься на холм по осыпающемуся склону пришлось цепочкой.
Чем выше восходил Серёга Тютюнин, тем яснее представлял себе масштабы постигшего их с Лехой разочарования.
Красно-коричневая местность простиралась на километр вокруг, и все это пространство выглядело безжизненным.
Вскоре команда оказалась на вершине, все повернулись и заглянули в кратер.
– Значит, для червячков старались? – снова спросил главный, оценивая на глаз глубину воронки. – Глубоковато получилось – метров пятнадцать.
Помимо покрытых гарью склонов, в кратере, словно лепестки гигантской чёрной ромашки, обозначались остатки железнодорожной цистерны.