Я орал уже проснувшись, уже вырвав себя оттуда. Потому что вы не знаете… вы не знаете, КАК это страшно. Как безнадежно.
Никто вам этого не объяснит. Я еле дождался утра, чтобы быстрее оказаться в толпе, среди людей. И встретил нашу общую с Тианой знакомую, с которой не виделся так же много лет. С опрокидывающимся лицом она сказала, что прошлой ночью Тиана покончила собой. Она бросилась с седьмого этажа. С балкона квартиры, которую снимала со своей любовницей. Последний год её уже никуда не брали на работу. Переодевшись нищенками, они с любовницей по выходным собирали милостыню у кафедрального собора. В течение недели пропивали деньги, а на выходные опять выходили на паперть. Да, я забыл сказать об этом — она была лесбиянкой. Точнее это называется би. Но и это не точно.
На самом деле, она была бесповоротно асексуальна. Её тело не нуждалось в этом — оно не имело ничего общего с сексом. Никому — ни мужчине, ни женщине — не могло бы и в голову прийти по своей воле заняться любовью с ней, — такое у неё было тело.
От любови в её тело не было ничего Несмотря на её изошрённость, несмотря на обильно сочившуюся влагу, несмотря на все телесные проявления разрядки, ей никогда — и не только со мной — не удавалось счастье. Ей не удавалось это ни со мной, ни с моим соседом по комнате в общаге, ни с её девушками и тётками, ни с её студентами-мужиками, у которых она принимала экзамены. Будто кто-то поселился там, где что-то в ней давно умерло. И впрыснул ей в душу неутолимый голод.
Го-ло-оуд!
И тогда она пускала в ход рот. Она могла заглушить его ненадолго только так. Таким странным, мучительным, смертельным способом. Это был её героин.
И чем дальше, тем дороже он был. Потому что Хозяин, Барыга, всё больше и больше разбавлял его.
Я никогда не видел, как она ест. Она не могла есть при мне. Меня сначала это злило. Думал, — это кокетство. Под напором моего рыка несколько она раз пыталась поесть. Но у неё не получалось: вилка начинала дрожать в руке, сводило губы, рука замирала на полдороге и бессильно сваливалась на стол. Глаза становились совершенно безжизненными. Казалось, она вот-вот умрёт.
Её перемыкало. Она говорила, — это оттого, что она меня любит, оттого что я волную её.
Может быть, может быть…
Но я думаю и о другой причине. Да можно ли с аппетитом трескать склизкую холодную лапшу, когда перед тобой сидит окорок, икра, сёмга и торт в одном лице?! Она не могла: вся еда меркла по сравнению с той пищей, которая сидела прямо перед ней, расставив колени и уговаривая её при этом поесть какую-то мерзкую неживую лапшу из металлической тарелки. Я просёк это с ней однажды в студенческой столовой. Я почувствовал, как она из последних сил удерживает свою крышу. Проглоти она хоть крошку, в следующий момент она бы рухнула под стол и отсосала бы у меня прилюдно. Она почти теряла сознание. Вид поглощающего пищу едока возбуждал её до оцепенения. Если бы она смогла это сделать — поесть вместе со мной, а не меня, — она обрела бы просветление. Стала бы святой:-)
Это был её билет в рай.
Ей уже нечем было заплатить за него.
А я становился всё более несъедобным. Щемящая жалость… не к ней, — ко всем. Ко всем вообще… знаете? как к бессмысленному беспомощному голодному младенцу, который не выживет… что-то в выражении её губ и глаз. Всё реже эта жалость вынуждала меня расстегнуть ширинку, достать и дать твердоватую титьку, — ещё на полпути из штанов она начинала хватать её жадными губами. Нет-нет, тут дело вовсе не в ротовом способе как таковом! Ниччё не имею против:-) Но не с Тианой! Я видел эту тень в ней. Научился видеть уже и в тот момент, когда она сосала. И — этой тени я стал ничего не давать, — ни хуя. Не давал я ей каким-то усилием в глубине живота и напряжением чего-то другого. Того, о чём в себе я раньше и не догадывался. Этот пыльный мрак, эта тень за её спиной всё чаще оставалась голодной.
Её голод нарастал. Апогей настал в той запертой комнате. Залитой солнцем по самое немогу.
Со сверкающей открывалкой. Для консервов.
Там кончилась моя жалость.
……………………………………………………………………………………………………………………………
В мире, скорлупа которого треснула навсегда для меня, самым невероятным открытием… пффф!… волосы шевелятся на голове!….сейчас! перед тем как быстренько забыть об этом до следующего раза:-)
Вот это: мы не одни.
Понимаете? Кроме людей, зверей, рыб, бабочек и богомолов, микробов и вирусов, кроме деревьев и орхидей, абрикосов и маслин, раков и планктона, змей и собак, соколов и пустельг и прочих птиц, — здесь живёт много других существ.