И наших комнатных — две. А нет, забыл! У соседей ещё Жулька-болонка появилась. На днях я показательно разорялся на весь двор — для всех соседей: «Блятть!!! потравлю всех собак нахуй!!!»:-) Особенно этого чёрного немца Зета, — его пристроили возле самой калитки. И всяк сюда входящий получает рявк прямо в левое ухо.
Обоссаться можно! Одну пациентку пришлось откачивать валидолом с нитроглицерином. Сильнее всего Зет рявкает на своего же толстопузого хозяина. И эта рыжая падла Зюзик — исподтишка заводит наивную Хромоножку и малолетнего Зета, и гвалт такой поднимается, что ни один человек во двор войти не может. Я так вошёл в раж с этим «всех потравлю, блятть!», что даже жена стала странно коситься на меня. И я говорю ей: а вот я в ветеринарку заходил! А там — отдельная витрина. А на витрине такие вкуу-усненькие! тефтельки, колбаски! С крысиным ядом. Их теперь так делают — чтобы и крыскам по приколу было, с ароматом копчёностей. И я думаю, Зету пару таких колбасок прикупить…
Почти поверила. К счастью, Зет как-то угомонился в последние дни — видимо, жара действует. Котёнок, найденный в снегу, вырос в грозу всего двора. Бойцовый кот!
Я дал ему имя Суслик. Странный кот. Ранней весной я промёрз и парил ноги в тазу. И тут на Суслика что-то напало: он сначала полизал мне икры — как-то так! по-взрослому! а потом припал к мыльной воде в тазу и начал жадно лакать. И так это делал, что мне аж щекотно сделалось во всём теле — я чувствовал, что он лакает то, что любит во мне. Притом что кошки не то что горячую, — тёплую еду на дух не переносят — у них сверхчувствительные рецепторы во рту. Как бы голодны не были, пока еда совсем не остывает — не притронутся. А тут — я его отодрать не мог от этой горячей мыльной воды с запахом моих ног. Это любовь:-) Что называется — «ноги мыть и воду пить!» Да, а ещё, когда я отсутствую по нескольку дней дома, по возвращении Суслик полдня стесняется меня. Носится кругами, в мою сторону не смотрит. Зову — как бы не слышит.
И только вечером забирается, наконец, на колени. Большую часть времени теперь он проводит, тусуясь с шестью щенками на траве. Двое из щенков к нему явно неравнодушны. Дружки. А раньше — когда похолоднее было — Суслик любил разводить на зоофилию наших гостей. Забирался на колени к котоненавистницам и… как-то так… полизывая и покусывая их пальцы, доводил до странных стонов и некоторой влажности в воздухе. А потом коронный номер: почти целиком заглатывается большой палец, полизывая и покусывая, полизывая и покусывая и…надо было видеть этот блеск и паволоку в глазах женщин…Одна из них со стоном сообщила нам с женой:
— Я, кажется, начинаю понимать, почему мужики так западают на минет!!!
— Обрати внимание, — сказал я ей, — это иногда очень важно: мужики западают только на хорошо исполненный минет! А вот плохо исполненный — очень вреден для отношений. Ты даже не представляешь, насколько!
«Текст стал провисать, на мой вкус. Иногда ты стал заполнять бумагу. Та тёмная сила вопроса, которая вставляет меня — как-то тушуется и на первый план выступают различные нюансы орального секса:) Тоже клёво, конечно. Но казалось, что текст поможет «сговориться» с главным ужасом жизни — неизвестностью. А «не то» мы и так все облазили вдоль и поперек:)»
Это Марат «мылом» прислал, почитав мою писанину. Ну, по существу заданных и незаданных мне вопросов, могу сказать только то, что… ээ-э…мнээ-э… что важнейшая часть «сговора» с неизвестностью, — это веселиться! Веселиться при малейшей возможности:-)
Кто уведёт нас отсюда в горы?.. отсюда, отсюда.. Этот сон был много лет тому назад. Он казался мне очень важным.
я водил — уводил — людей в горы. отчётливо, прозрачно, немногоцветно. как сепия на фотографиях. воздух алмазный. это была моя работа. моё настоящее предназначение. уводить людей по одному, по два — в горы. чёрно-белые настоящие горы.
оттуда, где им больше нельзя было оставаться. или потому что они больше не хотели быть только там — они хотели дальше. я видел как бы со стороны себя и тех, кого я проводил. матово-прозрачные тела — мерцающая изнутри охра в сумерках.
я знал — это самое важное, что мне нужно делать. нечто извне обратило моё внимание на главную вещь в этом: на моих глазах была — и всегда должна быть, когда я это делаю — тёмная повязка. Я много лет думал: эта чёрная повязка — как у Фемиды. Чтобы я никого не судил. И только сегодня, после е-мэйла Марата, я понял — повязка для того, чтобы идти неизвестно куда. В неизвестность. В полную неизвестность.