Микки подмигивает, что означает: «Всякое бывает. Гляди в оба!»
И оба детектива смотрят на последнего человека в кабинете — хорошо одетого незнакомца, занимающего главное место за столом. Это не начальник тюрьмы. Ему, по прикидке Воорта, за пятьдесят. Внушительного вида, в дорогом, консервативного покроя костюме, белой рубашке, галстуке в полоску. Широкие плечи. Коротко стриженные волосы. Льдисто-голубые глаза изучают Воорта сквозь очки в тонкой оправе. По-видимому, это слишком важная шишка, чтобы представлять его сразу.
— Вы кто? — спрашивает Воорт.
Микки начинает говорить, что означает: «Не трогай пока этого парня».
— Кон, помнишь, ты мне говорил, что решил отдать ту пленку, которую ты записал, в «Таймс»? С признанием Стоуна? Мы пришли, чтобы просить тебя передумать.
«Я никогда ничего не говорил Микки о „Таймс“».
Воорт резко отвечает, подыгрывая Микки:
— Если захочу, то так и сделаю. Такой уж у меня настрой.
Губы незнакомца сжимаются еще сильнее, но Азиз и Динс выглядят странно равнодушными. У Воорта складывается впечатление, что им тип в костюме не нравится.
Воорт снова поворачивается к незнакомцу:
— Кто вы?
И Азиз говорит:
— Это Кэмпбелл Данн, Вашингтон.
— Из штата Вашингтон? От Джорджа Вашингтона?
— Министерство национальной безопасности, — спокойно произносит Данн, и Воорт холодеет.
«Неужели что-то из того, что затонуло вместе с яхтой Стоуна, связано с безопасностью? Неужели действительно ракета?»
— И какое отношение ко мне имеет безопасность?
— Мы тут имели весьма интересный разговор с мистером Данном, — говорит Азиз.
— Интересный, — повторяет Эва. Если не знать ее, думает Воорт, ни за что не расслышать в голосе отвращения.
— Мы тебе расскажем, о чем шел разговор, — продолжает Азиз. — Как предложил мэр. Кэмпбелл? Почему бы не объяснить ему?
Данн кивает, складывает ладони домиком, словно выстраивая часовню из плоти; ледяной взгляд намекает на дела государственной важности. В его осанке есть что-то напоминающее о заседаниях совета директоров или армии. В голосе слышен слабый южный выговор. Так говорят в штатах на линии Мэйсона — Диксона, когда-то символизировавшей границу между Севером и Югом. Возможно, северная Виргиния. Или южный Мэриленд.
Данн начинает почти ласково:
— Так что у вас на самом деле в качестве улики? Показания похитителя могут не произвести впечатления на жюри. Запись? Стоун признавался, когда вы били его. Присяжные могут не принять это так называемое признание, оно получено под давлением. Возможно, Стоун говорил это, только чтобы заставить вас остановиться. Уверен, вам это приходило в голову.
Воорту становится не по себе. Данн прав.
— У вас есть видео, на котором впоследствии погибшая женщина обвиняет Бока — теперь уже тоже мертвого — в убийстве, а Стоуна в воровстве. Что ж, это допустимо, но ничем не подкреплено. Это просто голословное обвинение. В КПК Бока мы не нашли ничего предосудительного, уцелевший человек из команды Бока отказывается говорить. И если Стоун нанял Бока для поисков «Гусара», это абсолютно законно.
Заключенный Воорт чувствует, что его охватывает отчаяние.
Данн продолжает в своей неторопливой манере, каждое слово падает, как удар молоточка судьи.
— У нас есть также несколько слов, которые Стоун пробормотал команде буксира, когда его выловили из реки. Но что он сказал? Он не признался ни в чем! Он отрицал, что замешан в убийствах. Короче говоря, судебного дела нет, детектив. Только слова, как вы понимаете.
— Чего вы хотите?
— А с другой стороны, — размеренно перечисляет Данн (словно хороший адвокат выступает перед внимательными присяжными), — давайте рассмотрим улики против вас. Вы уволились из управления при свидетелях. Вы дали заведомо ложные сведения о себе и похитили Стоуна при свидетелях. Вы говорите, что Бок работал на Стоуна, но нет ничего, что объединяло бы их или связывало бы его с похищением Коннора. Вы признаете, что избили человека.
— Надо было бить сильнее, — говорит Воорт.
— Вы все сказали, Данн, — вмешивается Микки.
Мик надевает маску всезнайки, эдакого ведущего викторины. Воорт узнает ухмылку Монти Холла: широко раскинуты руки, широкая белозубая улыбка. Микки любит разыгрывать представления, когда они торгуются с особенно неприятными адвокатами.
— Давайте заключим сделку, — предлагает Микки.
Данн бросает раздраженный взгляд на Азиза — не на Микки. Микки не стоит его гнева. Данн из тех типов, кто обращается к боссу, а не к сотруднику. Взгляд Данна говорит Азизу: «Вы что, не можете сдерживать своих людей?»
— То, о чем я собираюсь говорить, касается национальной безопасности, — объявляет Данн Воорту.
Это производит впечатление, но дело Шески научило Воорта с подозрением относиться к подобным заявлениям.
Данн кивает:
— Враги здесь. Враги за границей.
— Начните с тех, которые здесь, — предлагает Воорт.
— Тебе это понравится, Кон, — говорит Микки.
— Детектив Коннор, — обрывает Азиз. — Довольно.
— Но прежде чем мы сможем продолжить, — Данн наклоняется вперед и толкает по столу к Воорту папку с бумагами, — подпишите это. Здесь подтверждается, что все, что я собираюсь вам рассказать, секретно, и что вы полностью осознаете: за любое разглашение мы сможем вас арестовать. Отправить в Левенуэртскую тюрьму. Не кривите губы, детектив. Не кривите губы.
— Я ее помню, — замечает Микки. — Еще со школы.
Воорт изучает бумаги. Данн сказал правду.
Но уголком глаза он замечает, как Микки слегка качает головой. Внезапно Воорту приходит в голову, что Азиз привел Микки специально, чтобы злить Данна.
— Можно задать вопрос, мистер Данн? — спрашивает Воорт, изо всех сил стараясь оценить возможности.
— Разумеется.
— Если я подпишу, а вы скажете мне… если это окажется то же самое, что я узнал от Стоуна, те же признания, что у меня на кассете, означает ли это, что у меня больше не будет возможности использовать запись?
Томми Динс быстро отводит взгляд, но он, похоже, расслабился.
— Интересный юридический вопрос, — говорит Данн, — но это не моя область. Уверен, позже мы найдем человека, который сможет ответить на ваш весьма любопытный вопрос. После того, как вы подпишете бумагу.
— Это означает, что, подписав, я не могу упоминать о записи.
— Это означает, что, подписав, вы сделаете первый большой шаг к выходу на свободу.
— Как насчет обвинений Стоуна против меня?
— Их можно устранить.
Воорт не может скрыть удивления.
— И вы бы дали письменную гарантию?
— Великое это изобретение — бумага, — вмешивается Микки. — Кон, он не говорит, что тебе придется уйти из полиции.
Данн пожимает плечами:
— Мистеру Стоуну тоже надо что-то получить. Он не испытывает к вам нежных чувств. И, откровенно говоря, в тюрьме вы так и так останетесь без работы.
— Но если Стоун согласится, разве это не доказывает, что я прав?
Кажется, во взгляде Данна мелькает сочувствие.
— Версия Стоуна такова. Коннор узнал, что люди Бока вовлечены в контрабанду наркотиков. Когда они захватили его, вы совершили ошибку, решив, что Стоун тоже в этом участвует. Но он понятия не имел об их гнусной деятельности. Теперь, когда все эти люди мертвы, нам никогда не узнать, на кого они работали на самом деле. Вполне возможно, что они работали только для себя.
Данн разводит руками, как фокусник, у которого только что исчезла колода карт. Но улыбка тускнеет, когда Воорт качает головой:
— Почему вы защищаете Стоуна? Я ничего не буду подписывать.
Чиновник явно удивлен. Вероятно, в Вашингтоне подписку о неразглашении берут вообще перед любым разговором, думает Воорт. Вероятно, владельцы ресторанов хранят бланки таких соглашений под барными стойками — для удобства посетителей.
— Последнее время все предлагают мне дерьмовые сделки, — говорит Воорт. — Я лучше попытаю счастья в суде.