Септим открыл дверь своей комнаты и увидел небольшую фигурку, съежившуюся на постели. Выражение раздражения сразу сменилось сочувствием. Юлия тревожно приподнялась, но, узнав вошедших, успокоилась.
Септим подошел к столу у окна, достал свечу и зажег ее от факела в галерее. Вернувшись в комнату, сел у постели рядом с Юлией.
– Как вы себя чувствуете, маленькая прелестница? Юлия измученно улыбнулась.
– Хорошо.
Септим взглянул на Марка, стоящего рядом.
– Придется дать несколько уроков моему другу по обращению с дамами – таскать босыми под дождем совсем не обязательно.
– Это не его вина.
– Дорогая, понимаю, вы, должно быть, влюблены, – сухо ответил Септим, похлопав ее по руке. – Л теперь дайте подумать, как достать пару сандалий из комнаты матери.
Когда Септим ушел, Марк обнял Юлию.
– Ты, в самом деле, чувствуешь себя нормально? – нежно спросил он. Она ощущала озноб, словно страх проник в нее до костей.
– Да.
– Септим скоро вернется, и я проведу тебя к паланкину.
Она кивнула.
Марк погладил ее волосы.
– В будущем у нас все будет по-другому, – нежно произнес он. – Уедем туда, где нам не нужно будет прятаться.
Она прижалась к нему молча, как будто хотела верить, но не могла преодолеть страх.
Вернулся Септим с парой сандалий в руках.
– Мать спит. У нее так много обуви, что, наверняка, не заметит пропажу. Возможно, обувь Теренции подошла бы лучше, но она сейчас в Геркулануме и, кажется, забрала все свои вещи с собой.
Юлия взяла сандалии и застегнула ремешки на лодыжках.
– Очень похожи на мои, никто не заметит разницы, – сказала она.
Юлия поднялась, поправила накидку и шарф на плече.
– Я выгляжу прилично?
– Прекрасно, – ответил Марк и, протянув ей руку, поднял ее через подоконник. – Я выйду через дверь и приду сюда за тобой. Подожди немного.
Юлия прижалась к стене галереи и взглянула на небо. Луна едва пробивалась сквозь бегущие облака, затем снова взглянула на друзей внутри комнаты.
– Поторопись, – попросила она.
– Как ты считаешь, можно уйти, не попрощавшись с твоим отцом? – спросил Марк Септима, когда они шли в зал. – Не хочу оставлять ее одну надолго.
– Я извинюсь за тебя. Для него уже слишком много сегодня вина, чтобы волноваться из-за чего-то еще, – ответил Септим, когда они прошли атрий и остановились у дверей.
Марк положил руку на плечо друга.
– Спасибо, Септим. Не знаю, что еще можно сказать.
Септим покачал головой.
– Будь осторожен – ведешь опасную игру. Марк направился к выходу.
– Она очаровательна, Марк. Как я уже тебе говорил, в некотором смысле завидую тебе.
Марк благодарно взглянул на него и вышел из дома. Септим обернулся к слуге, который только что появился.
– Кастор, принеси мне еще один бокал вина. Пойду присоединюсь к сенатору.
Септим, мысленно послав пожелания удачи беглецам, вернулся в гостиную к отцу.
– Скоро выздоровеет, – заверил Парис Ларвию. – Он молод и здоров – через пару дней встанет на ноги, хотя, конечно, шрамы на спине останутся.
– А это никак не отразится на его здоровье? – с тревогой спросила Ларвия.
– За исключением красоты, – сухо добавил Парис. – Я дал ему настойку наперстянки от боли, и оставлю ее вам, пусть принимает дважды в день.
– Вы ее всем рекомендуете, доктор. Сестре вы тоже прописали ее. Разве это не яд? – Ларвия подозрительно посмотрела на пузырек.
– Если в больших дозах, может остановиться сердце. Проследите, чтобы ему не вздумалось выпить это все сразу, – Парис закрыл пробкой большую бутылку настойки и положил в сумку, а вместо нее достал небольшой глиняный горшочек и поставил его на край постели.
– А что это такое? – поинтересовалась Ларвия.
– Измельченные дубовые листья. Их зеленый сок помогает от воспаления. Попросите человека, который будет ухаживать за ним, тщательно промывать раны мылом, которое есть у Нестора, а затем чистой водой три раза в день. После этого приложить мазь.
– Я сама буду за ним ухаживать, – ответила Ларвия.
Парис приподнял брови.
– Понимаю. Тогда слушайте внимательно: когда начнут образовываться струпья, прекратите пользоваться мазью и продолжите прикладывать к ранам масло, чтобы они не засыхали, – шрамы станут менее заметны, хотя, как я уже сказал, избавиться от них полностью нельзя.
– Масло?
– Да. С коровьего молока снимают сливки и затем их взбивают.
– Знаю, что такое масло, доктор, но не уверена, есть ли оно в доме. Можно послать Менандра на базар.
– Скажите ему, пусть заглянет в парфянские лавки – у них масло есть точно. В Персии масло едят.
– Едят масло? – Ларвия открыла рот от удивления.
– Да. Используя его как приправу. Они также нагревают его, очищают, а затем применяют при приготовлении пищи.
Ларвия с отвращением поморщилась.
– Его можно перенести отсюда? – поинтересовалась она, кивнув на Верига.
– Куда?
– В мою комнату. Она проветривается – думаю, ему свежий воздух будет полезен.
– Завтра или через день он уже сможет ходить. Не вижу причин, почему этого не сделать, – Парис отошел от постели Верига и с любопытством посмотрел на Ларвию.
– Госпожа Сеяна, не совсем вас понимаю: вас слишком беспокоит здоровье этого раба, но разве не вы отдали приказ его высечь?
– Произошло недоразумение, доктор. Мои указания неправильно истолковали.
Парис кивнул.
– Я очень удивился, когда мне сказали, что моя помощь нужна человеку, которого высекли. Всегда считал, что в вашем доме этого не делают.
– Это действительно так, – коротко ответила Ларвия. – Будут ли еще какие-нибудь пожелания по уходу за ним?
– Следите, чтобы не попала инфекция, вызывающая лихорадку и нагноения. Если появится жар или начнет бредить, или кожа вокруг ран вспухнет и покраснеет, тогда вызывайте меня. А сейчас пусть побольше спит и действуйте, как советую.
Ларвия кивнула.
– Наверное, с ним ничего неприятного не случится – выглядит очень крепким и закаленным. Сколько ему лет?
Ларвия пожала плечами.
– Двадцать шесть или двадцать восемь.
– Он из Галлии?
Она кивнула.
– Они очень выносливы, – заверил врач, закрывая свою сумку.
– Сколько я вам должна? – спросила Ларвия.
Парис задумался.
– Шесть сестерций.
Ларвия достала золотой денарий из кошелька и вложила ему в руку.
Парис был поражен – получил в двенадцать раз больше, чем попросил. Все знали его жадность к деньгам, но такая большая сумма даже у него вызвала протест.
– Слишком много, – произнес он. – А сделано так мало…
– Возьмите. То, что вы сделали, для меня очень важно.
Парис зажал монету в руках.
– И вот еще что, – продолжила Ларвия. – Пожалуйста, не рассказывайте никому о случившемся. Не хочу, чтобы подумали…
Парис поднял руку.
– Не продолжайте, госпожа Сеяна. При моей профессии я слышал и видел всякое. Никому не расскажу, как вы относитесь к этому человеку.
Ларвия почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, по она промолчала.
– Спокойной ночи, госпожа Сеяна. Вызывайте меня в случае необходимости в любое время.
Ларвия не стала провожать его до дверей. На стуле, рядом с постелью Верига, она и провела всю оставшуюся ночь.
– Больше не стану пить эту настойку, – сердито заявил Вериг, отталкивая протянутую ему Ларвией очередную порцию лекарства.
– Врач сказал… – начала Ларвия. Вериг отвернул голову.
– Все равно, что он сказал. Это лекарство клонит ко сну, а мне хочется поговорить с вами.
– Лучше выпить это лекарство.
– Прекрасно чувствую себя без него. Садитесь. Ларвия села на стул рядом с его постелью. Все три дня, что она ухаживала за ним, Вериг категорически отказывался перейти в ее комнату, лежать в постели, а теперь еще принимать лекарство. Раны на его спине покрылись струпьями, вызывавшими нестерпимый зуд. Ларвия смазывала их прогорклым жиром, пропитавшим всю его одежду и перепачкавшим белье.