— Что ж, ты уже принял те меры, о которых писал мне? — вдруг спросил граф, не поворачивая головы от окна, чтобы не встретиться глазами с братом.
— Да, принял! — спокойно ответил прелат. — Три дня село Р. было отрезано от нас, только вчера дороги стали проходимы. Я воспользовался этим и сейчас же послал к Бруно человека с письмом, в котором приказывал ему немедленно оставить Р. и отправиться в один из отдаленных монастырей, я обозначил, в какой именно. Мой посыльный должен был вручить ему этот приказ еще вчера, и я думаю, что отец Бенедикт едет в эту минуту к месту своего нового назначения.
— В какой же монастырь ты послал его? — с нескрываемой тревогой спросил граф.
— Оттфрид, теперь все дело находится в моих руках, дай мне возможность довести его до конца, — холодно возразил прелат. — Прежде всего мы должны были позаботиться о том, чтобы отослать Бруно как можно дальше отсюда, чтобы его не могли вызвать в суд в качестве свидетеля. Я сделал это. О том, что будет дальше, не спрашивай меня пока.
С глубоким вздохом граф снова опустился в кресло. Его брат правильно рассчитал — теперь он ничего не мог просить для своего любимца.
Дверь кабинета тихо открылась, и на пороге показался камердинер настоятеля.
— Разве уже пора идти в церковь? — спросил тот.
— Нет, ваше высокопреподобие. Я пришел доложить, что отец Бенедикт желает…
— Кто? — удивленно переспросил настоятель.
Граф вздрогнул, услышав это имя.
— Отец Бенедикт желает немедленно видеть вас! — повторил камердинер, но тут же за его спиной внезапно выросла высокая фигура молодого монаха.
— Вы доложили, и прекрасно, — обратился он к камердинеру, — его высокопреподобие, конечно, примет меня.
Камердинер испугался — он никогда не видел, чтобы монахи так бесцеремонно входили к настоятелю. Отец Бенедикт вел себя так, словно имел право распоряжаться. Он в буквальном смысле слова выпроводил камердинера в соседнюю комнату, запер на ключ дверь кабинета и быстрыми шагами направился к прелату.
При появлении Бруно граф в волнении и тревоге поднялся со стула, но Бруно не обратил на него ни малейшего внимания, хотя прошел так близко, что даже коснулся рукавом его мундира. Подойдя к настоятелю, он отвесил обычный поклон, но последний вышел таким принужденным, точно спина отца Бенедикта потеряла способность гнуться.
— Каким образом вы здесь, отец Бенедикт? — строго спросил прелат. — Разве вы не получили моего письма?
— Какого письма?
— Приказа немедленно оставить отца Клеменса и отправиться в тот монастырь, который обозначен в письме. Кроме того, я запретил вам посещать город и прилегающие к нему местности. Мой приказ вы должны были получить еще вчера вечером.
— Вчера вечером я уже был в городе, — холодно ответил отец Бенедикт.
— Что вас заставило отправиться туда без моего разрешения?
— Арест Бернгарда Гюнтера.
Настоятель невольно сжал кулак от злости.
— Вы знаете…
— Знаю, — прервал его отец Бенедикт, — что вы непременно хотите спрятать меня куда-нибудь подальше и потому назначили отдаленный монастырь, а я пришел сюда затем, чтобы спросить вас, ваше высокопреподобие, продолжаете ли вы желать, чтобы я скрывал правду?
Прелат не мог ничего ответить, так как в разговор вмешался граф.
— Мой брат поступает правильно, требуя от тебя молчания, — сказал он, — я прошу тебя о том же, Бруно!
При звуке голоса графа отец Бенедикт быстро оглянулся, и в его глазах загорелся недобрый огонек.
— Вы тоже желаете, чтобы я скрыл истину? — насмешливо спросил он.
— Достаточно и одной жертвы, — продолжал граф глухим голосом, — ты должен молчать, твое признание погубит тебя!
Несколько секунд отец Бенедикт с удивлением смотрел на графа, не понимая смысла его слов, затем вдруг истина осенила его.
— Мое признание погубит меня? — медленно повторил он. — Вы, может быть, считаете меня убийцей вашего сына?
— А разве не ты убил его? — воскликнул граф, как будто сразу освобождаясь от смертельной муки.
— Нет!
— Слава Богу! А как же ты говорил мне… — обратился граф к своему брату…