Р. Г. Ланда
У АРАБОВ АФРИКИ
Путевые заметки
Ответственный редактор
Н. А. ИВАНОВ
М., Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука», 1967
ОТ АВТОРА
В наше время совершить далекое путешествие иногда бывает легче, чем описать его. Времени обычно хватает лишь на беглое ознакомление. Краткие, чаще всего потом не поддающиеся расшифровке записи в путевом блокноте помогают лишь удержать в памяти ту или иную достопримечательность, любопытную деталь, интересный факт. Задуматься над тем, что видел, во время самой поездки почти не удается: некогда! Только после того как путешественник, перегруженный личными наблюдениями и сведениями из туристических справочников, измотанный погоней за сувенирами, начиненный анекдотами и поверхностной информацией обо всем понемножку, возвращается к себе, он получает возможность серьезно поразмыслить о том, что ему удалось увидеть. При этом, естественно, что-то ему хорошо запомнилось, а что-то оказалось случайным, расплывшимся и потускневшим от времени.
Автору настоящих строк довелось побывать в Тунисе и Ливии в январе 1962 г., в Алжире — в последние месяцы 1963 г. и в декабре 1966 г., в Объединенной Арабской Республике — в январе — феврале 1966 г. В природе, географических, экономических и социальных условиях этих сопредельных стран, в литературном языке, культуре, обычаях и внешнем облике их жителей, в сущности политических проблем, стоящих перед ними, немало сходного. Вместе с тем между упомянутыми странами существуют и весьма значительные различия, касающиеся прежде всего разговорного языка, психического склада, деталей одежды и быта, особенностей общественного развития.
Разрозненные записи путевого дневника, дополненные воспоминаниями и размышлениями об увиденном и услышанном, составили основной материал настоящих очерков. Главное их назначение — не столько познакомить читателя с арабскими странами, расположенными на севере Африки, сколько обратить его внимание на те или иные стороны их социальной жизни и бытового уклада, особенности культуры и духовного облика, на специфику окружающей их обстановки. В этом, по мнению автора, ключ к пониманию сложнейших вопросов современного экономического и политического положения этих стран.
Представляемая на суд читателя книга не содержит строго хронологического изложения впечатлений от поездок по Тунису, Ливии, Алжиру и ОАР. Автор старался более подробно остановиться на тех вопросах, которые мало освещались в прессе и популярной литературе; в то же время он не считал необходимым столь же подробно говорить о том, что представлялось ему малозначащим или второстепенным. В какой мере это удалось — судить читателю
НА РОДИНЕ МОИХ ДРУЗЕЙ
ТРОЕ ИЗ ТУНИСА
Впервые встретиться с тунисцами мне довелось задолго до поездки к ним на родину. Это произошло в Москве летом 1957 г., на VI Всемирном фестивале молодежи и студентов. Мои новые друзья были учившимися во Франции тунисскими студентами; они принимали участие в работе экономического семинара фестиваля. Мы вместе ходили на семинар, бродили по улицам Москвы, вечерами встречались где-нибудь в Останкине, Центральном парке культуры и отдыха или в одном из клубов столицы на очередном концерте художественной самодеятельности или тематическом вечере делегации молодежи из той или иной арабской страны. Молодые тунисцы до приезда в Москву уже побывали в разных странах, обладали солидным туристическим опытом, в разговоре беспрестанно проводили параллели («Во Франции не так, как у вас… Вот в Польше — похоже… А в Дании — ничего похожего») и, вооружившись разговорниками и записными книжками, дружно атаковали всякого, кто стоял рядом: «Это что? Новый университет? А где старый? А почему ваше Министерство иностранных дел похоже на Дворец культуры в Варшаве? Что означает у вас слово «за»? Это Кремль? А как в него войти?». Они были людьми прогрессивных взглядов, серьезно изучали марксизм-ленинизм и, впервые попав в Советский Союз, торопились увидеть, узнать, записать и запомнить все, что казалось им важным и нужным.
Их было трое: спокойный, уверенный в себе плечистый Мухсин, худощавый задумчивый Абд аль-Малек, быстроглазый и темпераментный Халед. Столь непохожие, воплощавшие, казалось, самые различные стороны национального характера своего народа, они были, как представляется сейчас, по прошествии долгих лет, сходны во многом. Жизнерадостные и остроумные, добродушные и приветливые, они держались просто и непосредственно: знакомились с первого слова, чувствовали себя непринужденно в любой компании, веселились от души, пели и танцевали без устали. Да и кто не пел и не танцевал в пестрой, многоликой и многоязычной толпе молодежи, заполнявшей улицы Москвы памятным летом 1957 г.! Но у них это получалось как-то удивительно легко и свободно. До сих пор трудно забыть Мухсина в малиновой рубашке, лихо отплясывавшего в центре группы чехословацких юношей и девушек какой-то совершенно невообразимый танец, напоминавший одновременно лезгинку, «яблочко» и ритуальную пляску воинственных африканцев. Где-то рядом беззаботно болтает Халед, остановив на перекрестке парковых тропинок двух смущенно улыбающихся русских девушек, а отставший от него Абд аль-Малек, более сдержанный и стеснительный, что-то с жаром доказывает делегату из Британской Гвианы, которого он только что впервые увидел. Потом они опять соберутся вместе, начнут подшучивать друг над другом, и из их разговора станет ясно, что Мухсин — сын рабочего из Сфакса (второго по величине порта Туниса) — влюблен в дочку крупного торговца, что он собирается на ней жениться, а его приятели опасаются, что он, женившись, «попадет в плен буржуазной идеологии». Все смеются. Затем им встречается товарищ из Марокко, и они мгновенно организуют вокруг него шутливый хоровод, выкрикивая: «Мы республиканцы, а ты — монархист!» Бейская монархия в Тунисе была низложена всего за неделю до начала фестиваля, но все тунисцы уже вполне освоились с новым положением, гордились своей новорожденной республикой и даже шутили по этому поводу.
Но живость характера и чувство юмора вовсе не означали легкомыслия. Когда было нужно, Мухсин, Халед и Абд аль-Малек внимательно слушали, не перебивая собеседника и тщательно записывая все им сказанное, долго беседовали на серьезные темы, увлеченно спорили, сохраняя уважение к оппоненту. «Почему ты считаешь, что я должен вернуться на родину после окончания курса? — спрашивал меня Абд аль-Малек, тщательно выговаривая каждое слово, чтобы можно было понять его обычно быструю арабскую речь, насыщенную диалектизмами и французскими словами. — А если я не согласен с тем, что делается у меня на родине? Что ж, может быть, я и вернусь в Тунис. Не оставаться же мне в Гренобле! Но на государственную службу я пойду только в качестве учителя. Скорее же всего я поступлю в книжный магазин, принадлежащий моему хорошему знакомому и единомышленнику. А еще лучше было бы завести небольшую книжную лавку. По крайней мере — независимость от всяких чиновников, да и больше свободного времени для социальных исследований». Мухсин собирался возвратиться в родной Сфакс, еще не очень четко представляя себе, что он будет там делать. А Халед вообще не задумывался: для него было ясно — он вернется в город Тунис. Почему? Во-первых, он там родился, а во-вторых, там же веселей! Он хитро улыбался: «Во Франции мне никогда не бывало так весело, как в Тунисе!».
Фестиваль окончился, и они уехали. Мне неизвестна их дальнейшая судьба. Один только Абд аль-Малек прислал через полгода из Гренобля письмо, в котором сообщал, что женился и в ближайшее время собирается переехать в Тунис. Думаю, что все трое нашли достойное применение своим силам на родине, столь нуждающейся в квалифицированных кадрах. Ведь у них, тогда довольно молодых людей (Халеду было 20 лет, Мухсину и Абд аль-Малеку— по 22 года), скептическое отношение ко многим вещам, происходившим в родной стране, как-го естественно увязывалось с патриотизмом, чувством долга и настойчивым желанием сделать все лучше, чем есть. А они знали, что может улучшить положение тунисцев, как и вообще всех арабов и африканцев. Недаром сразу же после лозунга «За мир и дружбу!» они выучили по-русски: «Да здравствует Советский Союз! Да здравствует социализм!»