ЛЕГЕНДАРНАЯ КАБИЛИЯ
Моим соседом по купе на обратном пути из Константины в столицу оказался студент Алжирского университета, изъездивший всю страну и хорошо знавший особенности говора каждой области и района. Из беседы с ним выяснилось, что принятый в Алжире диалект арабского языка далеко не един. В разных концах страны для обозначения одного и того же понятия часто употребляют разные слова. Например, если на западе, чтобы ответить утвердительно, скажут «уа», то во всем остальном Алжире скажут «ан’ам». В городе Алжире хлеб называют «кисра», а в Константине — «хобз». Мой собеседник приводил множество примеров такого рода и со смехом рассказывал, как ему приходилось вызволять из трудного положения оранца, оказавшегося в Константине, или обитателя деревни под Аннаба, приехавшего в Тлемсен. «Поэтому вы не удивляйтесь, — говорил он мне, — если услышите, что два алжирца, притом не получивших никакого образования, разговаривают между собой по-французски. Это не значит, что они не говорят по-арабски. Просто они из разных мест, могут друг друга понять, но не хотят переспрашивать через каждые два-три слова, тем более что иногда одно и то же слово имеет разное значение в разных местах. Кроме того, обычно по-французски общаются араб с кабилом. В городе Алжире это повсеместное явление».
В купе кроме нас двоих сидел еще осанистый старик с пышными седыми усами, в высокой красной феске и пальто стального цвета. Не прислушиваясь к нашему разговору, он безмятежно читал газету, пока его не окликнул проходивший по вагону железнодорожный служащий. Между ними завязался разговор. Студент слушал их с улыбкой, а я ничего не понимал. Когда старик со своим знакомым вышел из купе, студент объяснил мне: «А вот так иногда общаются арабы и кабилы к востоку от Кабилии. Как вы слышали, они говорили на смешанном наречии, употребляя и арабские и кабильские слова».
Кто такие кабилы?
Арабские завоеватели, привыкшие кочевать на равнине, почти не проникали в труднодоступные районы Магриба, где берберское население сохранило благодаря этому почти нетронутыми свой язык, обычаи и всю этническую специфику, восприняв лишь религию ислама. В Алжире такими берберскими островками являются горно-лесные массивы Дахра, Уарсенис, Аурес и Большая, или Джурджурская (в отличие от Малой — Баборской), Кабилия. Берберы составляют более 20 процентов населения Алжира. Больше половины их (т. е. свыше миллиона человек) сосредоточено в Кабилии.
Кабилия всегда была оплотом освободительной борьбы алжирцев. С началом революционной войны 1954–1962 гг. Кабилия наряду с Ауресом (кстати, тоже берберской областью) стала крупнейшим очагом партизанского движения. Естественно, ей пришлось поэтому принять на себя наиболее тяжелые удары колонизаторов. Их отборные войска при поддержке танков, авиации, артиллерии и флота шесть раз огнем и мечом проходили Кабилию, и каждый раз им все нужно было начинать сначала. На Кабилию приходится значительная часть погибших во время войны алжирцев и разрушенных селений. Многие видные руководители алжирской революции— кабилы по происхождению.
Выдающемуся вкладу кабилов в национально-освободительную революцию алжирского народа во многом способствовали их древние традиции свободолюбия. Название «кабилы» происходит от арабского «кабаиль», что означает «племена». Арабы назвали так берберские племена, не подчинившиеся центральной власти, сохранившие свою организацию и независимость. Самоназвание кабилов — «имазирен», т. е. «свободные люди». В кабильских деревнях до сих пор важнейшие вопросы решает народное собрание — «джемаа», в котором все вопросы обсуждаются публично и горячо (любовь к дискуссиям считается характерной для кабилов), но особое уважение оказывается главам патриархальных семей. Следует отметить при этом, что ныне геронтократия у кабилов начинает исчезать: уже во время войны 1954 1962 гг. не только молодые мужчины, но и девушки уходили в партизаны или вообще покидали родную деревню, часто против воли стариков. Помимо коранического права (шариата) у кабилов широко распространено обычное право («адат»), основанное на устной традиции и «урфе», т. е. на толковании традиционных обычаев местным джемаа.
Труднодоступность гористой Кабилии определила независимый характер ее населения, стойкость, выносливость и некоторую замкнутость кабилов. В то же время исключительная скудость почв в кабильских горах объясняет многое другое: относительную бедность большинства кабилов, выработавшуюся у них привычку к отходничеству ввиду невозможности всем прокормиться на родной земле, трудолюбие, бережливость. Все эти обстоятельства в известной мере обусловили многие особенности социальной жизни кабилов и их роли внутри алжирского общества. Поскольку, согласно мнению некоторых французских авторов, около 80 процентов кабильской молодежи выезжает на заработки во Францию, за последние десятилетия «здравый смысл крепкого крестьянина» сочетается у кабилов с «марксистским влиянием профсоюзов». Другие же авторы указывают на наличие у кабилов «развитого коммерческого духа», ла то, что они еще до начала войны 1954–1962 гг. во многих городах Кабилии выкупили у европейских дельцов почти все дома, лавки, магазины, кафе, отели, рестораны, парикмахерские, даже аптеки. Не секрет, что вообще среди алжирской национальной буржуазии, занятой прежде всего в торговле, сельском хозяйстве и сфере услуг, кабилы составляют значительную часть, если не большинство.
…Наш поезд медленно пробирается меж холмов и обрывов Кабилии. На горизонте сверкают снежные вершины Джурджуры. Узкие дороги вьются блестящими лентами, карабкаясь все выше и выше к прилепившимся на вершинах гор небольшим селениям. На каменных домах крыши на европейский манер (а не плоские, как у арабов). Почва везде каменистая, песчаная или глинистая, с редкими пучками травы. Рощ и кустарников хватает, но обработанных полей мало. Однако иногда попадаются сады и небольшие клочки возделанной земли.
Кабильские ребятишки в большинстве светловолосые. В Палестро, Дра аль-Мизане, Бордж-Бу-Арреридже и на других станциях с веселым шумом и гамом снуют эти бойкие малыши, проявляя «развитый коммерческий дух»: торгуют всякой всячиной на платформе или влезают в вагон и пробегают по нему с громкими, по-базарному призывными криками, рекламируя свой товар. Взрослые снисходительно посмеиваются, наблюдая за шустрой детворой. Мужчины — почти все в европейских костюмах и красных шешиа, иногда обмотанных белыми повязками. Женщины — с открытыми лицами. Кабилы обычно более коренастого телосложения и менее высокого роста, чем алжирские арабы. Но, как правило, по внешности их очень трудно различить. В частности, французский социолог Жан Сервье, родившийся и большую часть жизни проживший в Алжире, затруднялся это делать. Говорят кабилы мягко, несколько в нос, с придыханиями на бесконечно повторяющихся «т». Поэтому их язык всегда можно отличить от резкого и гортанного арабского.
Разумеется, наблюдения из окна вагона, лишь изредка останавливавшегося на затерянных в горах станциях, неизбежно поверхностны и не могут удовлетворить даже чисто туристический интерес. Поэтому, вернувшись, в город Алжир, я решил специально съездить в Кабилию. Отвезти меня в центр области, город Тизи-Узу, взялся Иратни Слиман, плотный плечистый парень в старой кожаной куртке, надетой поверх толстого свитера.
Иратни Слиман — обладатель потрепанного «Пежо», курсирующего между столицей и Тизи-Узу. Его фамилия происходит, очевидно, от названия крупного кабильского племени айт-иратен (в переводе «сыновья Иратена»), прославившегося борьбой против колонизаторов в 1871 г. Но Иратни Слиман не подозревает об этом. Его дело — кормить семью, которая живет в Тиш Узу, на бульваре Беллуа. Было странно видеть, что этот здоровый парень, очень ловко и умело действовавший за рулем, не мог даже расписаться. «А мне это не нужно. Я и так заработаю», — добродушно сообщил он мне. Будучи неграмотным, он тем не менее безукоризненно изъяснялся по-французски.