В Фериане мы увидели тунисских солдат в походном обмундировании, в касках и с автоматами. «До границы с Алжиром 50 километров, — объяснил нам Абд аль-Ваххаб. — Французские самолеты, нарушая границу, часто залетают сюда. Поэтому войска здесь всегда находятся в боевой готовности». Тогда, в январе 1962 г., после варварской бомбардировки пограничного тунисского селения Сакиет Сиди Юсеф и военного конфликта из-за Бизерты, тунисцы были особенно настороже. В дальнейшем мы еще несколько раз видели тунисских военнослужащих в полной экипировке. Характерно, что в столице, в Кайруане и вообще в районах, далеко отстоящих от границы, военных нигде не было видно.
Миновав Гафсу и Метлауи — центры фосфоритных разработок, мы въехали в Тозер — один из крупнейших оазисов южного Туниса. Здесь расположены наиболее значительные плантации финиковых пальм, общая площадь их составляет 2800 гектаров. Каждая пальма дает 80–90 килограммов фиников. Годовой доход владельцев плантаций в 200–1000 пальм иногда достигает 6 млн. динаров[3]. Кроме фиников в оазисе выращивают бананы, лимоны, яблоки, даже картофель. Принадлежащие землевладельцам участки обычно обрабатываются издольщиками-хаммасами, получающими от четверти до пятой доли урожая. Когда на одной из плантаций речь зашла о хаммасах, нам указали на группу крестьян, вскапывавших землю своеобразными лопатами с рукоятью, изогнутой в форме крюка. Все они были худые, дочерна загорелые (хотя от густых пальмовых ветвей в оазисе прохладно и сумрачно даже в полдень), в штанах до колен и тюрбанах. Глядя на их ноги, по щиколотку увязшие в мокрой жирной почве, на согнутые спины и неторопливые полуавтоматические движения, невольно думаешь, как много приходится трудиться человеку даже здесь, в благодатном оазисе, где существует, кажется, наилучшее для земледелия сочетание солнца, воды и плодородной земли.
Из Тозера мы выехали в другой оазис — Нефту. Это огромная впадина, до краев заросшая пышной дикой зеленью. Здесь нам показали местные танцы. Зрелище было долгим и разнообразным. Сначала как бы нехотя приплясывали музыканты — темнокожие (в Тунисе даже на севере встречаются негроиды), уже немолодые, в белых балахонах и высоких фесках. После них стремительным воинственным танцем зрителей ошеломили танцоры помоложе; на них были красные куртки, головы по-испански повязаны белыми платками. Потом и те и другие выступали поочередно, каждый раз меняя фигуры танца или добавляя новые, щедро прибегая к фехтованию кинжалами, саблями, манипулируя небольшими бубнами и даже стреляя из ружей.
Из Нефты мы совершили поездку к алжиро-тунисской границе. Севший в наш автобус добродушный сержант национальной гвардии внезапно остановил машину посреди пустыни, пригласил нас выйти на твердый, скорее-каменистый, нежели песчаный грунт и стал махать руками на запад, север и юг: «Вот там Алжир! И там Алжир! А здесь — тоже Алжир!» Мы послушно вертели головами, следя за его жестами, но, к сожалению, везде видели только однообразную пустыню. Заметив наш& разочарование, гвардеец стал нас утешать: «Вы еще посмотрите Алжир, когда он наконец станет независимым». Судя по всему, он просто опасался подвозить нас близко к границе, учитывая существовавшее тогда напряженное положение в приграничной полосе.
…Но вот мы снова на побережье Средиземного моря. Габес — центр крупного оазиса — отдаленно напоминает нашу Евпаторию: такие же низкие дома, пологий песчаный пляж, ярко-синее море. Раньше в Габесе стоял самый крупный в Тунисе французский гарнизон. Следы его пребывания сохранились: на главной улице города — французские магазины, продавцы и покупатели в них — французы, кое-где — вывески французской финансовой монополии «Компани альжерьенн де креди э де банк». Однако вместо французских солдат на улицах Габеса сегодня — тунисские национальные гвардейцы. Среди прохожих почти нет европейцев. Как и в других городах страны, здесь много новостроек: красивое здание суда, школы, больница.
Несмотря на довольно прохладную погоду (особенно по сравнению с жарой внутренних районов), мелкий дождичек и ветер с моря, мы совершили прогулку по городу. В глаза бросилось обилие школьников, закончивших уроки. Размахивая свертками с книгами и тетрадями, они бежали по улицам, смеялись, шалили, а кое-где, выбрав удобную площадку, играли в футбол. «У нас все дети посещают школу», — с гордостью сказал нам Абд аль-Ваххаб. Он, конечно, несколько преувеличил: мы сами не раз видели в Тунисе, Кайруане, Сбейтле и в том же Габесе детей школьного возраста, слонявшихся по улицам и рынкам в часы занятий. Но горячность нашего гида понятна: во-первых, ему очень хотелось, чтобы это было правдой, а, во-вторых, он был не так уж далек от истины. Правительство Туниса тратит огромные средства на то, чтобы дать образование подрастающему поколению. Всюду в Тунисе — в столице и южных оазисах, в городах и только что выстроенных поселках для кочевников — белеют новенькие здания школ и синеют форменные одеяния школьников — мальчиков и девочек. «Бонжур, месье!» — задорно кричат они, веселой гурьбой окружая заезжего иностранца. По-французски все они лопочут довольно бойко чуть ли не с семи лет, и чем старше — тем лучше, так как обучение в большинстве школ ведется на этом языке. Мы были очень рады, что нашими последними впечатлениями от Туниса оказались живость, непосредственность и любопытствующие взгляды юного поколения.
На следующий день мы прощались с гостеприимным Тунисом, с улыбающимся Абд аль-Ваххабом, с неведомой нам ранее страной, в которой мы провели восемь дней и с которой должны были расстаться. Мне не удалось повидать ни Мухсина, ни Халеда, ни Абд аль-Малека, но зато я побывал на их родине. А это значит, что я узнал кое-что новое и о них самих, лучше представил себе их мысли и чувства, лучше стал понимать их.
В КОРОЛЕВСТВЕ СЕНУСИТОВ
ПО ДОРОГАМ ТРИПОЛИТАНИИ
Мы подъезжаем к Ливии. Зеленые мундиры тунисских пограничников сменила черная форма ливийских таможенников. Пока происходит длительная процедура оформления, заводим разговор с таможенниками, свободными от работы. Они удивляются, услышав арабскую речь, затем начинают подробно расспрашивать нас о том, что в СССР думают об арабах вообще и о ливийцах в частности, каким образом мы изучали арабский язык и что намерены посмотреть в Ливии. Выговор у них несколько иной, чем у тунисцев. Он скорее напоминает интонацию египтян (как мне стало ясно через несколько лет, после того как довелось побывать в ОАР). В то же время произношение у ливийцев несколько мягче тунисского. В отличие от тунисцев ливийцы гораздо менее склонны смешивать арабский литературный язык с разговорным диалектом.
В Ливии в ходу уже не три, как в Тунисе, а все четыре языка: арабский разговорный, арабский литературный, итальянский и английский. Правда, обычно обходятся арабским и итальянским. Во всяком случае названия улиц на табличках даны именно на этих двух языках. Англичане, оккупировавшие Ливию в ходе второй мировой войны, с начала 1943 г. стремились искоренить здесь все итальянское, в чем немало преуспели при поддержке местного населения. Однако делали они это не бескорыстно, а в целях замены итальянского влияния английским. Проникновение англо-американских нефтяных монополий в Ливию после открытия на юге страны богатейших запасов нефти, наличие в Ливии английских и американских войск на собственных базах и англо-американских советников на ливийской государственной службе также сделали свое дело уже после того, как Ливия стала независимой в 1951 г. Во всяком случае многие официальные документы издаются на арабском, итальянском и английском языках, повсюду щедро продается англоязычная литература, часто звучит английская речь.
Но все это мы узнаем потом. А пока что, наконец завершив все формальности, мы садимся в автобус и едем через тунисско-ливийскую границу. Многие из нас впервые пересекают по земле границу между двумя государствами. Они с любопытством оглядываются, но особых перемен не чувствуют. Вокруг та же земля (вернее, тот же песок), те же кактусы, та же альфа.