Вот уже партизаны Витебщины обнимаются с воинами Советской Армии. В Витебске на Сенной площади партизанский парад. Выступает начальник Белорусского штаба партизанского движения Петр Захарович Калинин. Он говорит о героизме, о партизанах, погибших в боях с оккупантами, о батьке Минае и его верных товарищах и соратниках.
Многие партизаны из бригады Миная Шмырева влились в регулярные воинские части и ушли на фронт.
Состоялся партизанский парад и в столице Белоруссии — Минске. И с этого парада в составе полков, дивизий, армий уходили партизаны навстречу победе.
На запад, на Берлин!..
Уже 28 июля 1944 года, за месяц победоносного наступления, Беларусь полностью была очищена от оккупантов.
На мирной земле
Прошли годы и десятилетия, но и сейчас еще на территории республики можно встретить следы минувшей войны — размытые окопы, блиндажи, воронки от бомб и снарядов. Весной там зеленеет трава, расцветает мать-мачеха, а летом созревают малина, ежевика, растут грибы. В одном из таких мест я побывал со своим старым другом Данилой Райцевым. В тот мой приезд он стоял во главе большого отряда мелиораторов всей Витебской области. Человек труда, он вернулся к любимому делу. Но наступление на вековечные топи только начиналось. На жирных торфяниках еще не сеяли, не жали, а Данила Федотович мысленным взором уже видел розовые разливы клевера, золотистую пыльцу над цветущим житом… Вот он идет, раздвигая руками спелые колосья, которые пахнут солнцем и сливаются за его спиной в золотистую волну.
Как наяву, видит он розовый теплый каравай на столе, ощущает аромат нового хлеба.
— Вот наша золотая жила! — обводил Данила Федотович рукою торфяники. — Отсюда будем черпать полной мерой, наполнять наши закрома!
И он развертывает широкую картину изобилия, которое придет в колхозы с освоением торфяников.
Глазам своим не верили серые журавли, прилетевшие весной из далеких краев к родным гнездовьям. Долго кружили они в небе. И даже старый вожак, седой журавль, не мог ответить, куда девалось болото, не мог понять, кто выкорчевал кусты — журавлиные прибежища, кто уничтожил те гнилые кладки, по которым ходили здешние люди на болотные моховины по клюкву…
Опускаются журавли на молодые весенние зеленя и шагают на своих ходулях в густой березничек, что островком возвышается посреди зеленого поля над светлым полным каналом. Не знают они, что это Данила Райцев специально оставил посреди осушенного болота этот островок, где черная лоза перемежается с белыми березками. Как живого свидетеля, как музейный экспонат оставил этот клочок прошлого… О чем шумят, что говорят кусты лозняка, белые березы? А мне и жалоба слышится в зеленом шорохе, и радость великая: «Зябли, чернели, сохли от голода мы на гиблом болоте, — жалуются березы на прошлое. — В теплом торфянике зимою отогреваем теперь ноги. Солнце и соки доброй земли пьем, растем, наливаемся силой».
А журавли напились из канала и поднялись в весеннее небо. Не все болота украли люди. За Пудоть, за Туровку решили лететь, на Великий Мох… И все же грустно им было покидать старые, обжитые места, где каждая кочка алела по осени клюквой.
Серым облаком плавали в небе журавли, а на земле рокотали тракторы, слышались голоса колхозников. Видели перелетные с высоты светлые канавы-коллекторы, несущие воду в магистральный канал, а тот, широкий, полный до берегов, отдает воду Двине. До самого моря дойдет-добежит на травах, на хвое, на березовых почках настоянная вода. Не она ли принесла ту песню, которая под соснами Рижского взморья вылилась однажды у меня в такие строки о дорогой моему сердцу Витебщине:
Она, мать-партизанка, скликала в леса, в наддвинские пущи, под сень алого советского стяга своих сыновей и дочерей, благословляла на подвиги.
Чтобы расцветала земля Витебщины, трудился и трудится не покладая рук мой давний друг и тоже в прошлом прославленный партизанский командир Михаил Федорович Бирюлин. Должность у Бирюлина менее романтичная, чем у Данилы Райцева: он директор фабрики в Витебске и, занятый делами, редко бывает в соловьиных рощах, на глухариных токах, в излюбленных лосями осинниках.