Помню, в 1948 году пришел я к Михаилу Бирюлину — в то время председателю исполкома Витебского районного Совета депутатов трудящихся. И я убедился, что телефонными проводами, делами, планами своими, сердцем своим он тесно связан с сельсоветами и колхозами, со школами и клубами, со всем своим районом.
В то утро в приемной было много людей. Они пришли к своему «старшине», пришли каждый со своею нуждой, каждый со своим неотложным делом. И каждому надо было помочь, что-то уладить, чтобы человек ушел с верой в справедливость исполкома и его председателя. А было это нелегко в ту пору: Витебск еще лежал в руинах, на улицах его сквозь серый холодный пепел пробивались дикие лопухи и крапива, закопченные стены зданий еще носили следы отбушевавшей войны.
Трудны, полны напряжения были первые послевоенные дни, месяцы, годы. Из подвалов, из окон полуразрушенных домов — в городе, из темных, сырых землянок, из крытых еловыми ветками шалашей — в деревне еще тянуло горьковатым дымом. Многие люди еще не вышли из своих убежищ.
Мало было тракторов, комбайнов, пахарей и сеятелей на колхозной ниве. Когда-то щедрые, урожайные земли взялись дерном, стал наступать на них лес. Земля подвергалась атакам со всех сторон.
Эта невеселая картина тревожила, не давала покоя Михаилу Федоровичу. «Весна в разгаре… Земля горит, пересыхает земля, — озабоченно думал он. — Надо обрабатывать, окультуривать землю. Не обработаешь, не ублажишь — кукиш покажет земля…» Сидел, размышлял Михаил Федорович, а тем временем в кабинет к нему вошел, поскрипывая казенной ногой, пожилой мужчина — чем-то опечаленный крестьянин.
— Что вам, товарищ? — спросил председатель исполкома. — Садитесь, пожалуйста, — придвинул ему стул, заметив, что тот на протезе.
Мужчина сел, вздохнул.
— Что вздыхаете? Рассказывайте, с чем пришли. Постараюсь помочь.
— Вот-вот, за помощью и пришел, Михаил Федорович, — оживился мужчина. — Понимаете, разладилась, расковалась, чертова кукла, — показал на свою скрипучую ногу. — Подковаться надо. Нужна новая нога. А где ее взять? В Витебске не найдешь. Беда!
— Беда, — соглашается председатель, записывая в блокнот имя, фамилию, адрес мужчины и незаметно приглядываясь к нему. — Вы не из Щелбовщины?
— Из Щелбовщины.
— Были в бригаде Миная?
— А как же! — повеселел посетитель. — Минаевец.
Михаил Федорович дружески обнял его:
— Ступайте, дорогой, домой. Напишем куда следует. Если потребуется, то и в Москву напишем. Будет вам нога…
И когда бывший партизан выходил из кабинета председателя исполкома, мне даже показалось, что казенная нога его меньше скрипит. Смотрел я на председателя райисполкома и думал: «Вот ведь оно как… Крупными масштабами мыслит Михаил Федорович, на нем заботы обо всем районе, обо всех его колхозах и сельсоветах, а он, душа человек, и об этой горемычной ноге должен думать: где ее раздобыть, как выручить бывшего партизана…»
А люди шли и шли к председателю: кто с личным горем, с какой-нибудь частной нуждой, кто с важным, государственным делом. Один жаловался, что бурей сорвало у него крышу с хаты, хорошо бы дранкой или шифером разжиться. Второй рассказал, что вот построился, а окна застеклить нечем. Третий пришел посоветоваться, где можно отремонтировать тракторный мотор, что ржавеет у них в кузнице, как получить с опытной станции в Зазерье для посева сортового, высококрахмалистого картофеля…
Михаил Федорович со всеми был приветлив, внимательно всех выслушивал, на ходу решал и мелкие, и более важные вопросы. Приятно было видеть, как тепло, сердечно встречают председателя райисполкома в деревнях и селах, в бригадах, на колхозных полях!..
Героический народ-партизан справился с трудностями восстановления, далеко шагнул вперед.
Колхозные, государственные закрома под крышу наполняются теперь дарами родной земли, а сердца людей — радостью.
А песняры наши передают струнам певучим всю эту радость, солнечность, что теплится в сердцах людей, искрится в глазах. И каждый день мы убеждаемся, что есть такая широкая, светлая, многоголосая, как сама наша жизнь, песня. Сама жизнь сложила ее.