Из деревень стали прибывать боевые дружины крестьян.
Во дворе Совдепа их встречал все тот же Саша Громов. Вид у него был внушительный: из-под черного бушлата с двумя рядами блестящих медных пуговиц вдоль бортов и золотистыми мичманскими нашивками на рукаве виднелась полосатая тельняшка; сверху бушлат был перекрещен пулеметными лентами; на широком поясном ремне висел маузер в деревянной кобуре.
— Откуда, братки? — вопрошал он молодых крестьянских парней и, получив ответ, без нужды поправлял черную с белым кантом фуражку, из-под которой лихо выбивался упрямый чуб. Строй подтягивался. Довольный произведенным эффектом, Саша отдавал команду «вольно» и уже добродушно говорил:
— Угостите, братки, самосадом... Страсть соскучился по домашнему табачку.
Часть крестьян явилась без оружия, другие имели одну винтовку на двоих; в дружинах оказались люди, не внушающие доверия. После тщательного отбора удалось сформировать две боевые дружины.
Пичугин знакомился с командирами крестьянских дружин, с их вооружением, обмундированием и настроением людей. Самой подготовленной оказалась Моревская дружина, которую привел солдат-гвардеец Андрей Пичугин. Встреча с братом обрадовала Дмитрия: среди защитников города будут крестьяне родного села!
Были братья не похожи друг на друга. Только глаза словно одни и те же у каждого — в них много упрямства и силы.
Угнетало Дмитрия чувство тревоги. Казалось: допущена какая-то ошибка.
Зайцев, внимательно просмотрев списки дружинников, спросил:
— Фамилия одного из командиров Пичугин. Случайно, не родственник?
Дмитрий слегка обиделся: он был связан с Зайцевым давнишней дружбой по партийной работе на Путиловском заводе, и тот, казалось, должен был знать его семью.
— Брат, — нехотя напомнил он. — Вместе служили в Петербурге, в одном полку.
— Ах, да! Ты как-то мне рассказывал... Кажется, большевик?
— Вместе вступали в партию. В семнадцатом...
Комиссаром обороны города штаб назначил матроса-большевика Владимира Губанова — рабочего турбинного завода, прозванного за удаль и храбрость «морским волком», хоть и был он еще молод. Прибыв в начале войны по ранению в Курган, Губанов вернулся на турбинный завод, откуда был призван перед революцией в Балтийский флот.
— Силенок маловато! — горевал он взволнованно. — У нас около семисот бойцов, а чехов тысяч пять, не меньше! Эх, побольше бы пулеметов!
Прислушиваясь к речам товарищей, Пичугин понял, что тяготило его все эти дни.
— А ведь мы допустили ошибку, — сказал он как-то Зайцеву и осекся, заметив, как друг насторожился.
— Ты это о чем? Говори напрямик! Если допущена ошибка, надо ее исправить.
— Поздно!.. Зря мы церемонились с этим Грабчиком и всей его подлой компанией. Вот что!
— Ну, а как же, по-твоему, следовало с ним поступить?
— Арестовать и — в трибунал! На суд народа.
Пичугин жадно глотнул воздух, облизнул пересохшие губы.
— «Арестовать, в трибунал!» — горячая ты голова!.. А ты подумал о политической стороне такого шага? Военнопленные чехи едут через всю нашу страну с согласия советского правительства...
— Так-то оно так, да только они сами нарушили условия эвакуации! — запальчиво возразил Пичугин. — Они бесчинствуют на чужой земле, начинают открыто вмешиваться в наши внутренние дела. Это — опасный враг!
— Да, — задумчиво произнес Климов, присутствовавший при разговоре, — командиры чешского корпуса разоблачили себя в глазах народа как опасные заговорщики, и теперь мы с ними будем поступать как с врагами! Мы послали им решение Совдепа. Это наше последнее мирное предупреждение.
Оставшись один, Дмитрий долго бродил по опустевшему зданию Совдепа. Обычно здесь по целым дням толпились люди, заводившие шумные споры, а сейчас только у наружной двери, в уголке, дремал часовой. Быстро шагая по длинному коридору, Дмитрий заглядывал через открытые настежь двери в служебные комнаты. Ни души!
Дмитрий вернулся в кабинет. Неуютно было в нем: сейф увезен, ящики стола открыты, на полу валялись забытые второпях бумаги. Он поднял листки, аккуратно собрал их стопкой и, не читая, положил на стол, устало прилег на диван, задумался... Ровно в полночь должен поступить ответ чехов на постановление Совдепа. Каким он будет? Неужели кончилась мирная жизнь? Неужели снова надо браться за оружие?