- Не тушуйтесь. Здесь все свои.
Невысокое здание, в которое Ч. и его новый, пока нельзя сказать знакомый, потому что они так и не познакомились, вошли, внутри представляло собой светлый зал, уютный, со столиками, маленькой сценой, барной стойкой, на которой стоял самовар. На полках за стойкой стояли ряды разнообразных бутылок, графинов и графинчиков, была даже какая-то амфора с изображенными на ней танцующими женщинами в развевающихся туниках. Высокий мужчина протянул руку для рукопожатия. Ч. с удовольствием это сделал. Рукопожатие состоялось… необычное ощущение… не было привычной крепости, однако ощущение теплой доверительности, какай-то дружеской близости восторгом охватило Ч.
- Володя? – он спросил.
Тот улыбнулся.
- А я… - от волнения Ч. забыл свое имя и замолчал.
- Здесь это не важно… просто по привычке, или для удобства всех, мы можем пользоваться любым из своих имен, – сказал поэт.
- Я… я Максим…
Он повернулся к мужчине, с которым пришел сюда, тот наблюдал за ними с улыбкой.
- Максим.
- Сократ.
Глаза мужчины стали такие, что оба его новых знакомых расхохотались. Вдруг костюм на Сократе заменился на белоснежную тунику, лицо стало старше, туфли пропали, и на ногах появились сандалии из кожаных ремешков.
- А так? – спросил он.
Журналист потрясенно кивнул головой.
Стали подходить люди. Улыбаясь, они останавливались рядом, и Максим с удивлением узнавал в их лицах тех, кого видел в учебниках истории и литературы, читал книги о них, некоторых узнавая сразу, о некоторых смутно догадываясь или сомневаясь.
- Ну, что вы так сразу все, - сказала, подходя, женщина, - дайте же человеку прийти в себя, нельзя же так, по одному хотя бы…
- В очередь, сукины дети, в очередь, - засмеялся мужчина, и Максим стал мучительно припоминать кто бы это мог быть…
- Ничего, это крепкий орешек, он выдержит, - улыбнулся другой.
- А ты знаешь уже, кто это? Он же ещё не представился!
- Планетарные новости, Джони, надо смотреть, и ты будешь знать!
- Надоело! Одно и то же!
- И не говори! Как начинают обо мне говорить, так обязательно вспоминают кукурузу и туфлю! Как будто это единственное, что было в моей жизни!
Все покатились со смеху. В зал вошел еще один посетитель. Несмотря на молодое задорное лицо. густую гриву вьющихся волос, мольберт в руках, Максим узнал его, внутри всё похолодело.
- А не надо было, Никита, колотить ею по трибуне и обещать показать кузькину мать! Всем же до сих пор интересно, как она выглядит!
Народ снова зашелся от смеха.
- Адольфик, чья бы корова мычала...
Следом в зал вошли две женщины.
- Вместо мудрости – пресное, не утоляющее питьё, а юность была – как молитва воскресная, мне ли забыть её… да, Анечка, так ты говорила?
Вторая женщина с любовью глядя, ответила:
- Неподражаемо лжет жизнь, сверх ожидания, сверх лжи… но по дрожанию всех жил можешь узнать: жизнь! Словно в ржи лежишь: звон, синь…
- Они могут сутками напролет так разговаривать, стихами друг друга, - прошептал Володя Максиму.
- И не только друг друга, Владимир, - услышала Марина. – Послушайте, ведь если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно?
Мужчина засмеялся.
- У нас тут что, турнир поэтический? – в зал вошел мужчина в смокинге и цилиндре.
Максим смотрел на вновь пришедшего и кого-то угадывал… кого-то очень знакомого…
-------------------------
* - Не волнуйтесь! Все хорошо! Жизнь не только беспокойная, она прекрасна! И очень, очень интересна! (укр.)
** Стихотворение Владимира Маяковского.
*** Строки из стихотворения Владимира Маяковского.
---------------------------
- О, Тарас! Твой земляк прибыл!
- З України? Добрий вечір, друже!*
Смокинг сменился на сорочку-вышиванку, мужчина стал выглядеть немного старше, цилиндр исчез и Максим наконец облегченно вздохнул.
- Тарас Григорович! Це ви!**
- Та я, друже, я! Не питаю, що там наша люба Украйна, планетарні новини дивлюся регулярно. Сумно… сумно… як щоб я був там, я б сказав… Але ж тут трохи по іншому вже ставишся до усього… тому скажу тільки: «Діти, діти, вже час становитися трохи дорослішими і розумними!» Давайте до столу, повечеряємо і поспілкуємося.***
Все засуетились. Столы сдвинули кругом, стали рассаживаться.
- Надюша, а где Володя?
- В библиотеке застрял! – ответила женщина с добрыми грустными глазами, она наливала из самовара чай в красивые расписанные цветами чашки и разносила желающим.
- Конспектиррует!
Все снова стали смеяться, кроме Нади. Женщина добродушно сказала:
- Шутка, повторенная дважды, уже глупость! А это как называется, когда миллион раз? Володя нашел рукопись Аристотеля, написанную им между командировками на Землю, и теперь изучает.
Фанни взялась помогать подруге.
- Так, дорогие друзья, у нас вновь прибывший, новенький одним словом, - постучал по принесенному графину ложечкой Адольф, - пусть представится, расскажет кто он, что он, почему к нам пожаловал…
- Давай смелей, - приободрил Максима не угаданный им молодой мужчина, - журналист, он как солдат, ничего не боится. Что вы там? В Малороссии? В Украйне? «Товарищ, верь, взойдет она, звезда пленительного счастья»?
- Нет, это не Пушкин, – прошептал Володя, - это Рылеев, помнишь?
Максим кивнул. Рылеев, которого в 31 год повесили на Сенатской площади вместе с пятью другими декабристами. Он встал, что бы хоть что-то сказать. В зал вошли ещё двое мужчин. Один был с оселедцем, заправленным за ухо, в шароварах, второй тоже с оселедцем, только в камуфляже.
- О, Макс, а ти як до нас?**** - спросил тот, что помоложе.
- А ти як?***** – Максим тоже его узнал.
- Як – як? Це ж москалі мені сюди квиток видали, я швидко і домчав…******
Тот, что постарше, отвесил ему затрещину.