Война шла второй месяц. Мы уже много пережили, многое поняли, многому научились. И мне хотелось, чтобы рассказ о пути, пройденном дивизией от Прута до подступов к Одессе, помог читателю представить, какими вступили мы в новые бои, о которых ведут в этой книге речь мои сослуживцы.
Генерал–лейтенант В. Ф. ВОРОБЬЕВ
НА НАПРАВЛЕНИИ ГЛАВНОГО УДАРА
С тех пор как на левом фланге Южного фронта была сформирована Приморская группа войск, преобразованная затем в Приморскую армию, я работал в ее штабе начальником оперативного отдела. А в начале августа 1941 года наш новый командарм генерал–лейтенант Г. П. Софронов объявил, что я назначаюсь командиром 95–й Молдавской стрелковой дивизии.
Так, в общем довольно неожиданно, свершилось то, что для меня, кадрового военного, служившего в Красной Армии третий десяток лет, было давнишней мечтой, — я получил, под командование дивизию, и притом во время войны… Смущало лишь одно — справлюсь ли с новыми обязанностями в трудной и напряженной обстановке, сложившейся на фронте.
Вступать в должность надо было немедленно, и 10 августа я отбыл из Одессы, где находился штаб армии. Вместе со мною отправился в дивизию майор-танкист Иван Иванович Чиннов, которому предстояло стать начальником штаба.
Ехать было недалеко. 95–я дивизия, еще не так давно сражавшаяся на Пруте, а затем на Днестре, под натиском противника отходила, как и другие наши части, на новые оборонительные рубежи. Штаб дивизии мы застали в нескольких десятках километров от Одессы, в большом селе Буденновка.
Обязанности командира дивизии исполнял в последние недели полковник Михаил Степанович Соколов, известный мне еще по Академии Генерального штаба (слушатель Соколов занимался там в группе, которой я руководил). Но сейчас нам было не до воспоминаний. Стоя на обочине зеленой, залитой полуденным солнцем сельской улицы, мы с Соколовым смотрели на проходившие по ней подразделения.
Командиры батальонов и рот подходили ко мне представиться. Я всматривался в темные от загара лица шагавших мимо красноармейцев, стараясь понять, как чувствуют они себя, как настроены после полутора месяцев тяжелых боев. И невольно думал, что мне выпала редкая для комдива на войне возможность — увидеть сразу столько своих бойцов.
Рядом стоял командир 161–го стрелкового полка Сергей Иванович Серебров — полковник уже в летах, о котором мне было известно, что он в Красной Армии с гражданской войны. Серебров начал рассказывать о последних боях, но разговор прервало появление вражеского самолета–разведчика. По нему тотчас открыли огонь из зенитных пулеметов, из винтовок — стреляли все, кто мог. Самолет задымил, стал резко снижаться. Вскоре доложили, что он сел на поле за селом. Посланные туда бойцы вернулись с документами, оружием и парашютами. Летчиков захватить не удалось — скрылись в высокой кукурузе.
Тем временем в безоблачном небе показались шесть фашистских бомбардировщиков. На какое‑то мгновение меня охватило неприятное чувство беспомощности: зенитных батарей тут не было, а через Буденновку продолжали идти войска… Но сброшенные самолетами бомбы лишь обдали кое–кого из бойцов взлетевшей вверх землей. И никто не останавливался, никто не прятался, колонна продолжала движение. Красноармейцы вели себя так, словно знали наперед, что все обойдется благополучно.
Эта их выдержка в минуты опасности сказала мне многое. Передо мною были люди, которые не просто «понюхали пороху», но и привыкли, приучили себя спокойно воспринимать превратности военной обстановки. Внезапный налет бомбардировщиков уже не мог помешать им делать свое дело.
К исходу того же дня два из трех наших стрелковых полков—161–й и 241–й заняли позиции на дальних подступах к Одессе, в отведенной дивизии 25–километровой полосе Западного сектора обороны. 90–й стрелковый полк из‑за какой‑то путаницы оказался в Восточном секторе и соединился с дивизией два дня спустя. В командование им в это время вступил полковник М. С. Соколов, передавший мне дивизию.
В 90–м и 241–м полках числилось по 1100–1200 бойцов, а в 161–м — свыше 3 тысяч. Два артиллерийских полка имели в общей сложности 52 орудия. Кроме того, дивизии были приданы дивизион корпусного артполка и два пулеметных батальона из бывшего Тираспольского укрепрайона.
Наша полоса обороны упиралась справа в Хаджибейский лиман. На левом фланге проходила железная дорога из Одессы на Раздельную. Сосед слева — 25–я Чапаевская стрелковая дивизия. Рубеж, занятый нами, был намечен в качестве запасного еще в самом начале войны. В директиве штаба Южного фронта, хорошо мне известной, предписывалось заранее подготовить этот рубеж к обороне. Однако, когда мы с командирами полков выехали на рекогносцировку, удалось обнаружить лишь противотанковый ров севернее станции Выгода (впоследствии противник использовал его для накопления сил перед атаками).