Попытка прорыва нашего фронта дорого обошлась фашистским захватчикам. Из трофейных документов впоследствии стало известно, что в этот день командующий 4–й румынской армией донес своему высшему начальству: «Войска 3–го армейского корпуса понесли чувствительные потери… 7–я пехотная дивизия потеряла 50 процентов всего личного состава, участвовавшего в атаке». Большие потери понесла и 3–я дивизия румын. По существу, было отражено наступление трех пехотных дивизий и танковой бригады.
Но и наша дивизия понесла при этом немалые потери. Только раненых, отправленных в медсанбат из трех полков, насчитывалось более трехсот.
Воспользовавшись тем, что враг пока притих, мы на следующий день организовали осмотр представителями всех рот и батарей подбитых вражеских танков (некоторые подтащили для этого поближе к нашим позициям). Отличившиеся артиллеристы и пехотинцы — истребители танков тут же делились с товарищами опытом. Делегаты от подразделений с особым уважением слушали красноармейца противотанкового дивизиона Михаила Могарычева: его орудие подбило несколько танков.
Такого рода работа имела тогда немалое значение. Ведь у известной части личного состава еще не исчезла танкобоязнь, порожденная успехом массированных танковых атак противника в первые недели войны. Не случайно политотдел дивизии получил задание срочно подготовить специальную брошюру с конкретным описанием приемов борьбы с вражескими танками, оправдавших себя в последних боях.
Казалось, что фронт под Одессой должен стабилизироваться. Во всяком случае, я считал положение нашей дивизии после боев 18 августа вполне прочным. 19 августа два наших батальона смогли даже улучшить свои позиции. Поэтому я был крайне удивлен, получив неожиданный приказ об отходе на новый рубеж. Аналогичный приказ получил и наш сосед—-25–я Чапаевская дивизия.
Приказ исходил от контр–адмирала Г. В. Жукова— командира военно–морской базы, вступившего в командование официально созданным Одесским оборонительным районом (кстати, это был первый и единственный приказ, который он отдал сухопутным войскам, минуя командующего Приморской армией). Я связался с генералом Софроновым и спросил, как все это понимать — ведь дивизия удерживает свои позиции, укрепилась на них. Командарм сдержанно ответил, что и по его мнению 95–ю дивизию можно было не отводить, но приказ командующего OOP надо выполнять. Не вдаваясь в детали, он добавил, что на левом фланге армии положение ухудшилось.
Положив трубку, я окинул взглядом свой КП, который только что окончательно оборудовали. Просторная, удобная землянка, надежное перекрытие из рельсов с разобранной железной дороги… Верилось, что обосновываемся здесь надолго, но вышло иначе.
Наш новый рубеж — Полиово, Выгода, хутор Петровский… Основные силы приказано держать по обе стороны железной дороги. Отходим в ночь на 20–е. Все делается достаточно организованно, но чувствуется, что и у бойцов, и у командиров настроение упало. Еще бы: только что отстояли свой рубеж в жесточайшем бою, а теперь уходим без серьезного нажима со стороны врага.
Впрочем, он не заставил себя долго ждать. Начала активничать авиация, затем пришли в движение и наземные войска, двинувшиеся вслед за нами. Завязались бои. Насколько можно было судить по доходившей до нас информации, продолжало осложняться положение на левом фланге. В этой обстановке 25–ю Чапаевскую дивизию принял новый командир — генерал–майор Иван Ефимович Петров.
Не буду пересказывать все события исключительно тяжелого для нас дня 20 августа — дня начала боев на ближних подступах к Одессе. О том, какова была обстановка, мне кажется, достаточно красноречиво свидетельствуют следующие строки из журнала боевых действий Приморской армии:
«…На всем фронте 95 сд идет ожесточенный бой, наши части несут большие потери. Командир дивизии бросил последний свой резерв—100 чел. в стык 161 и 90 полков. Пулеметная группа майора Чиннова (начальник штаба дивизии, —В. В.) ведет ожесточенный бой за Выгоду. Командир 90 стрелкового полка полковник Соколов лично с двумя зенпульустановками выбил противника с высоты 28.8 с большими для него потерями. Положение 95 сд чрезвычайно напряженное…»