– Правильно говорили, – насупясь, не глядя девушкам в глаза, твердил в ответ Сергей Александрович. – Я сейчас повторить могу – цель нашего пребывания здесь – это дружба, установление дружеских контактов. Но какая дружба? Коллективная! Вот пойдем на завод, будем в перерыв встречаться в цеху с рабочими – вот и дружите, разговаривайте. Обменивайтесь сувенирами, значками. В деревню поедем, там тоже молодежь есть, скотники, птичницы, доярки, тоже будет с ними встреча, общение. Дружите пожалуйста, разговаривайте! А бегать куда-то кучками, неизвестно, куда, к кому… Сегодня одна кучка побежит, завтра другая… Это не дружба, это неуважение к дисциплине…
Разговор девушек с Сергеем Александровичем происходил в нижнем холле отеля, вблизи входных дверей. Мимо проходили постояльцы отеля – англичане, французы, японцы. Разговор, чужая речь были им непонятны, но эмоциональный накал они чувствовали. Миновав студентов и Сергея Александровича, недоуменно оглядывались на них.
Антон слушал и наблюдал всю эту сцену со стороны – он стоял в десяти шагах, у прилавка с газетами, журналами, почтовыми открытками с видами Берлина и других германских городов, выбирал открытки, чтобы послать друзьям и дочери.
Девушки плакали. А в Антоне закипала ярость.
Сергей Александрович действовал, конечно, не от себя, он маленький винтик в большом государственном и партийном механизме, выполнял данные ему инструкции. Но инструкции были каковы?! Каковы были люди, придумавшие, давшие эти инструкции, строго обязавшие цехового парторга в поездке с туристами неукоснительно, ни на миллиметр, ни на йоту не отступая, их выполнять?! К чему могло привести на практике выполнение таких инструкций?
Да вот к тому самому, что наступило впоследствии, когда немцы восточной Германии, восточного Берлина с остервенением ломали бетонную стену, отделявшую их от остальной части города, от всей остальной Германии и всего остального мира, и толпами, как узники концлагеря, вырвавшиеся наконец на свободу, бежали от опостылевших им порядков в своей части страны, в том числе и от таких инструкций…
53
Берлина Антон не узнал. Чистенько, никаких разрушений, даже следов. Здания, которые можно было восстановить, поправить – восстановлены, сияют свежестью красок. Там, где громоздились одни обломки – земля засеяна травой, превращена в газоны. Множество цветников, большей частью – пышные кусты роз. Алые, белые, желтые, пунцово-красные. Фонтаны. Все действуют. В воздухе свежесть, водяная пыль. И так не только в центре, весь Берлин в розах, благоухании и фонтанах. Множество жилых, недавно построенных домов. Ингрид Вебер, молодая немка, в качестве гида сопровождавшая туристскую группу по Берлину, все время с гордостью подчеркивала, как много построено для берлинцев жилья. А еще больше строится, запланировано на дальнейшие годы. Неподалеку от просторной площади, больше века назад названной именем русского царя Александра Первого, победителя Наполеона, она специально остановила автобус, чтобы показать серию новеньких многоэтажек. Первая, сказала она, для молодых неженатых мужчин, вчерашних студентов. Вторая – для них же, когда они женятся, обзаведутся семьей, потомством. Молодая семья переходит сюда, а ее квартиру занимает холостяк. Третий дом – тоже для них же, когда семья увеличится еще больше. А их квартира достанется малодетным. Своеобразный конвейер, рассчитанный на много лет вперед, обеспечивающий молодоженам уверенность, что их будущее уже сейчас обеспеченно хорошими жилищными условиями; какой бы большой ни стала семья – нужная квартира для них найдется.
Кончался август 60-го года. Пятнадцать лет назад отгремела война. И долгий, и совсем короткий срок…
Антон смотрел из окна автобуса на залитые солнцем улицы, по которым проезжали, на цветники, фонтаны, сверкающие стеклом витрин и широких окон новые, роскошные дома, на иглу телевизионной башни, вонзившуюся в бледное, знойное небо, слушал пояснения гида, тонко, однако достаточно ясно и настойчиво вплетавшую в свои рассказы нить, что в Берлине так хорошо, чисто, красиво потому, что это немецкий город, тут живут немцы, а немцы исстари привычны к порядку, чистоте, по-другому они жить не умеют и не могут; если бы все люди учились у немцев, перенимали их привычки – весь мир был бы уже благоустроен, сказочно чист и красив, и в мыслях Антона все время невольно повторялось: и это побежденная, разгромленная, наказанная страна! А мы – страна-победительница? Это у нас должен быть такой расцвет и благоденствие, это у нас должны красоваться такие розы и фонтаны, сверкать стеклом такие дома, в первую очередь для тех, кто отстоял, защитил, спас страну. Но и сейчас, спустя 15 лет, как отзвучал последний выстрел, такие картины – это лишь только мечта…