Десятый класс «А» напоминал растревоженный улей. Внешне все было как прежде: своей чередой, по расписанию, шли уроки, писались сочинения, диктанты, контрольные, решались на доске задачи по тригонометрии, физике, но главным содержанием жизни в десятом «А» было происходящее с Аркадием Карасевым. То, что от него требуют, принуждают исполнить.
Класс «А» был особый класс. «Б», параллельный, при тех же самых учителях и школьных руководителях был классом обычным, ничем не примечательным, рядовым. Учебные дела шли ровно, без больших успехов, но и без серьезных провалов, все учащиеся были примерно одинаковы, никто не блистал какими-либо яркими способностями, тем более талантом, ни о ком нельзя было сказать, что он чем-то выделяется, представляет собой незаурядную личность. А в «А» каждый был чем-то одарен. Одни, кроме школы, учились еще и музыке, другие посещали во Дворце пионеров, в Домах культуры разного рода секции, студии: рисовальные, художественной лепки, балетные, спортивные. В классе, например, был чемпион города по фехтованию. Еще один парень занимался скоростным плаванием в бассейне, мечтал о рекордных показателях. В школе существовал драматический кружок, которым руководил настоящий артист из театра. Кружковцы ставили водевили, скетчи, даже большие пьесы со многими действующими лицами: «Разлом», «Вишневый сад». Участвовали желающие из всех классов, даже младших, но основной актерский костяк составляли ученики десятого «А». Класс назывался выпускным, весной предстояли трудные экзамены, учебе полагалось уделять все силы, все внимание, но даже в год самых серьезных выпускных экзаменов в десятом «А» ребята и девушки находили для спектаклей и время, и желание, и силы.
Таким, каким он был, класс сложился без всякого специального подбора, по воле доброй случайности, с самого первого дня, как только родители привели в начале сентября детей в школу, и учителя, еще не зная, кто что собою представляет, кто на что способен, рассадили детвору по партам.
Есть классы шумные, неугомонные, с постоянными внутренними конфликтами, междуусобицей, драками, и ничего с этим не поделаешь, никак это не искоренишь. В «А» все ребята и девочки были дружны между собой. Никогда не ссорились, не ябедничали, не сплетничали, во всем поддерживали друг друга. Учились все успешно, слабых оценок не было ни у кого, ни по какому предмету. А уж если в журнал залетал хотя бы один «пос» – «посредственно», тройка по-нынешнему, то для всех это означало настоящее ЧП. К виновнику такого происшествия сразу же бросались на помощь лучшие ученики класса; девочки, как более искусные дипломаты, вели обработку учителей: спросите еще раз, он же (или она) прекрасно знает, просто запнулся, сбился, плохо себя чувствовал в этот день, у него голова болела! Учителя и сами понимали, что произошла случайность, что-то ненормальное. Давали оступившемуся возможность поправить оценку, и заступники его оказывались полностью правы: на этот раз он (или она) действительно отвечал гладко, уверенно, и «пос» исчезал из журнала.
Ученики десятого «А» даже внешне заметно отличались ото всех остальных в школе, от своих сверстников из других школ. Трудно сказать, как сложился у них такой стиль, по сговору или непреднамеренно, естественным порядком, и как он достигался, ведь не во всех семьях существовали необходимые финансовые возможности, но все юноши приходили в школу в темных костюмах, в белых выглаженных рубашках с галстуками. Причем – скромными, приглушенных расцветок; никто не надевал яркие, кричащие, отдающие безвкусицей. Соблюдение этих правил придавало каждому подчеркнуто интеллигентный вид. Соответственно все и держались – с отменной вежливостью, с поклонами здоровались с преподавателями, девушек и даже девочек-младшеклассниц всегда и везде пропускали вперед. Подняться над партой при ответах учителю на уроках – это было непреложное школьное правило, но те, кто учился в десятом «А», вставали всегда, в любой обстановке, если к ним подходил и обращался кто-либо из взрослых.
Вот такой был этот класс, непохожий на другие, заставлявший всю школу говорить о себе, рождавший невольное желание на него равняться и подражать его ученикам.
И вот теперь у них, привыкших к спайке, почти семейному содружеству, с одним из товарищей происходила беда, в сравнении с которой все прежние неприятности, что когда-либо с кем-либо случались, требовали солидарности, сплочения, совместных действий, можно было считать ничего не стоящими мелочами, даже просто чепухой.