В предвечерние часы, на закате солнца, когда спадала жара, на волейбольной площадке начинались азартные игры. На «вылет» – проигравшая команда уступает место ждущей своей очереди. Среди игроков, каждый вечер участвующих в сражении на волейбольной площадке, был не слишком удалый парнишка деревенского происхождения, живший и учившийся в городе, но все еще продолжающий говорить деревенским языком: «ложить» вместо «класть», «у ево» вместо «у него» и тому подобное. Игра в волейбол его сильно увлекала, была его страстью, но деревенская закваска мешала ему и тут: на площадке он был неуклюж, неловок, нерасторопен: часто не поспевал к мячу, промахивался при ударах, и зрители постоянно подшучивали под ним, отпускали нелестные реплики. Они его злили, но поскольку так происходило каждый раз, он к ним привык, научился их терпеть. Но вышло так, что в довершение к его неумению на площадке на носу у него вскочил здоровенный прыщ. Парня он беспокоил, прыщи никого не красят, тем более, когда вокруг девочки, множество симпатичных девочек, и каждая видит его лицо. Парень пытался что-то сделать, чтобы уничтожить, свой прыщ, чем-то его примачивал, смазывал, присыпал, но добился только того, что прыщ стал еще больше и приобрел ярко-пунцовую окраску.
Что надо было делать парню? Вероятно, самое лучшее было бы сидеть со своим приобретением в палате, не показываясь на людях до улучшения своего «портрета», но тянуло на волейбольную площадку – и парень на нее вышел. Как всегда, он «мазал», пытаясь «потушить» мяч, терял подачи, не успевал подбежать, если противник, сильно замахнувшись, вместо удара обманно, легоньким движением только лишь перебрасывал мяч через сетку и тот отвесно падал на площадку прямо под ней. Над парнем по обыкновению подшучивали, то и дело слышались остроты, колкие реплики. Но Лена превзошла всех. Она сидела на лавочке у края площадки, в руках у нее был целлулоидный мячик для пинг-понга. Когда парень поворачивался в ее сторону и мог ее видеть, она без слов поднимала руку с мячиком и приставляла его к своему носу.
Команда с «мазавшим» парнем проиграла чуть ли не на «ноль», «вылетела», и парень сразу же ушел. Он мог бы подождать «вылета» кого-нибудь из играющих и снова выйти со своими партнерами на поле, обычно он так и делал, но в этот раз ушел. Донельзя убитый, с опущенной головой. И было понятно – почему: главным образом из-за Лены и ее мячика. Антона потом долго мучил неприятный осадок в сердце: зачем она это делала? Зачем? Это ведь было так безжалостно, запредельно зло. Не понимать этого было нельзя, она, конечно, прекрасно понимала, как больно ранит она неудачника, и так истерзанного своими переживаниями, колкими остротами зрителей, и все-таки с непонятным упорством продолжала свои издевки, именно издевки, шуткой тут совсем уже и не пахло. Жестокость чистейшей воды! Неужели ее может тешить, доставлять ей удовольствие жестокость?
С городом не было никакого регулярного сообщения, автобусы в село не ходили, но родители все же добирались до лагеря на случайных, попутных автомашинах, чтобы повидаться со своими детьми, привезти им лакомства в виде конфет, печенья, фруктов. Приезжали и друзья, приятели лагерников. Раза два, даже три приезжали маленькими компанийками приятели Лены. Похоже, кого-то одного, постоянного, у нее не было. Антона удивляло, какого рода парней избрала Лена себе в друзья. Не шпана, но и не из порядочных, интеллигентных семей, того сорта, что называются «приблатненными». Язык – жаргон, который не сразу поймешь, повадки – развязные; открыто курят, куда попало бросают окурки, предварительно смачно на них поплевав. Прислушаться к разговору – сплошная ерунда: анекдотцы, большинство с грязноватым подтекстом, похвальба какими-то своими похождениями – тоже не совсем чистого свойства. Или просто бессодержательный, глуповатый треп. Трудно было понять, кто они такие: учатся ли где-нибудь, работают? Почему такой народ составляет близкое окружение Лены, чем они ей интересны? Как совместить ее чтение Чехова, Салтыкова-Щедрина – и дружеское общение с такими парнями, которые ни Чехова, ни Щедрина, конечно же, не читали и читать никогда не станут. Антон догадывался, что, перемени этот круг приятелей Лены на другой, более умный, более содержательный, интеллигентного склада, и новые люди окажутся не по ней, ей станет с ними скучно, непривычно, неинтересно, и ее потянет назад.
16
Все-таки выпал день, он не мог не случиться, в который произошло их дружеское сближение, их настоящее знакомство, давшее Антону совсем другое ощущение Лены, – как будто она появилась не минувшей зимой, а существует в его жизни давным-давно, с детства, они вместе росли, и все в ней ему привычно, сотни раз видено, почти как свое: и мягкий овал покрытых золотистым загаром щек, и взмахи длинных ресниц, напоминающих крылья бабочки, и голубая жилочка в углублении над ключицей, и даже маленькая, чуть заметная коричневая родинка на шее, ниже левого уха, которую он не замечал у Лены раньше и увидел лишь в этот раз…