Найти где попало бесхозные инструменты казалось чем-то нереальным, как и то, что найдётся добрый самаритянин, что поделится с незнакомцами своим добром. Да, местные уже это провернули с едой, но у любого здравого человека был предел доброты.
Домов словно стало больше, что не до конца успел заметить Серёжа в прошлый день, и некоторые из них выглядели совсем необитаемыми, – смотря на эти памятники истории, то и дело можно было разглядеть ту или иную деталь, которая так и намекала, что здесь нет никого. Разбитые окна, высаженная с петель двери, огромные дыры в крышах или обвалившиеся углы. Если смотреть именно на избы и их состояния, то жителей в селе могло быть около одиннадцати, но реальных цифр парень не знал, и что-то ему подсказывало, что не захочется знать.
Миновав ещё несколько халуп, он остановился. Его внимание привлёк странный звук, доносящийся из одной из брошенных изб. Он походил на резкое и прерывистое дыхание, но не напоминал что-то конкретное и знакомое.
Дверь висела на одной ржавой петле, из окна торчало толстое бревно, а внутри был виден ковёр белоснежного снега. Снег. Почему-то только сейчас Серёжа обратил внимание на то, что в Неясыти не было снега. Совсем. Будто только и подтверждая свою отречённость от всего мира, село даже не позволяло природе командовать погодными условиями. Ни сантиметра белых хлопьев не было на улице. С самого прихода Беговых. И это не казалось странным. Странным было только то, что снег был внутри избы, хоть и брошенной, но избы.
Он подошёл поближе и остановился на пороге, в паре шагов от белоснежного ковра. Это определённо было неправильно, ведь не могло деревянное строение работать как морозилка… А чьё-то тяжёлое дыхание, в котором уже сложно было сомневаться, доносилось как раз изнутри.
Серёжа все же решился на то, чтобы сделать шаг вперёд, и снег под его ногами приятно захрустел. Дыхание резко прекратилось, а парень остановился, скованный неприятным ощущением, что он нарушил чей-то покой и ворвался на частную территорию. То и дело он ожидал, что кто-то выйдет из тёмного угла и начнёт прогонять незнакомца, но ни чуда, ни кошмара не случилось. Тишина продолжала висеть в воздухе.
Ещё парой шагов он дошёл до конца сеней, вторая дверь которой также была снесена напрочь, и в отличии от первой, вовсе отсутствовала поблизости. Внутри были и личные вещи бывших хозяев, что было странным. «Может, Григорий прав, и бабушка действительно была сумасшедшей, если у неё дома не было ничего? – подумал он. – А может, нас и вовсе обманули, и это был не её дом, а чей-то чужой».
Закончив подбадривать себя мыслями, он продолжил изучение избы. В голове даже появилась мысль обчистить это место, чтобы можно было украсить избу бабушки Жданы, но зачем это лично ему, может он просто хочет покрасоваться перед отцом, возвыситься над ним? В его голове не было ни капельки представления, что его отношение с Григорием были хоть на чуть-чуть похожие на обычные отношения отца и сына, за которыми он часто наблюдал в детском саду или средней школе. Это был совершенно чужой человек, от него тошнило, бросало в жар, хотелось сделать что-нибудь броское, ужасное, отвратительное, лишь бы избавиться от него и никогда больше не видеть. И даже если Серёже удастся помочь Григорию в его плане по ремонту и облагораживанию избы, пропасть между ними ни за что не станет меньше. В этом было невозможно не сомневаться.
Наконец-то придя к выводу, что любые попытки помочь отцу окажутся тщетными, Серёжа осознал, что уже стоит в жилой комнате. И кроме него внутри был кто-то ещё. В центре, лёжа прямо на заснеженном полу, находился огромный комок из чёрной шерсти, который тяжело дышал. Непонятное существо напоминало собаку, но ничего в её фигуре нельзя было разглядеть, ни лап, ни морды, всего лишь чёрный, дышащий комок вонючей шерсти.
– Ты живой?.. – тихо спросил Серёжа, точно собака могла ответить на вопрос.
– Жи-ав, – раздался неожиданный ответ. Это был то ли тихий и озлобленный лай, то ли попытка отхаркнуть слизь из горла.
Парню показалось, что пёс умирал. Ему хотелось разом и помочь, и уйти. Серёжа ничего не знал о ветеринарии, и единственное, что он мог сделать для пса, так это согреть его и утешить, но трясущиеся колени не позволяли подойти ближе.
– Нехорошо обворовывать мёртвых, – раздался голос извне. Парень поспешил выбраться наружу, поскольку почувствовал себя пойманным за страшным преступлением – лицезрением смерти, но никак не кражи.