– Какого Григория? – удивился Беглов, не представляя, что речь идёт о нём. – Здесь есть ещё какой-то Григорий?..
В эти секунды он ни капельки не походил на того злого и пронырливого работника автомастерской, который жил лишь тем, что обманывал других людей и зарабатывал на их невнимательности, наивности и доверчивости. Он питался ненавистью и отвращением ко всем, даже к членам своей семьи. Сейчас он напоминал тех, с кем делил место и трапезу, тех, кого в самом начале называл скотом и быдлом. И он даже не знал, нравится ему это или нет, он только мог сказать наверняка, что от паров самогона у него слезились глаза.
Он протёр веки и посмотрел на двух дам. Они плакали. По их щекам не просто стекали небольшие капли, как от чего-то режущего глаза, нет, они натурально рыдали. Лица их окаменели в гримасах отчаяния и страха. Это слегка отрезвило Беглова, и он даже припомнил, что чей-то плач навзрыд слышал чуть ли не с самого первого глотка.
Стоило только кутежу в голове слегка остыть, как вернулся хозяин дома. Он вышел из комнаты, показывая в вытянутой руке «подарок».
– Кот?! – удивился Григорий, когда Бражник вынес из маленькой комнаты животинку, держа её прямо за шкирку. Кошку парализовало от крепкого хвата, и она лишь беспомощно и умоляюще смотрела в лицо нового человека, который был диковинкой для Неясыти. При взгляде на неё, складывалось ощущение, что и она вот-вот заплачет.
– Кошка! И воспринимай её как кошку. Это девочка, женщина, и уход за ней должен быть соответствующий.
– Сдалось мне ваше животное! Терпеть не могу зверинец.
– Нет-нет-нет, Гриша, это надо. – Бражник сел рядом с Григорием, продолжая держать бедное животное и трясти им прямо перед лицом отказывающегося гостя. – Нельзя отказываться от подарка. Ты сейчас думаешь, что это глупо и бессмысленно, но оно надо. Надо тебе.
Теперь капли слёз покатились и по маленькой волосатой мордочке.
– Но…
– Нет, ты возьмёшь её. Обязательно возьмёшь. Она нужна тебе, Григорий. Ты должен это знать. Ты же знаешь, как надо вести себя с женщинами? – Последнее слово утонуло в смехе собутыльников и лёгком хихиканье самого Бражника. – Она тебе понравится.
– Хорошо, только поставь её, я же не сейчас уйду с ней домой.
– Конечно нет! – Бражник улыбнулся и швырнул кошку через плечо, и та жалобно закричала, ударившись о стену.
Григорию впервые стало жалко животное. Сложно было сказать, действительно ли он был готов согласиться на этот подарок, однако наблюдать за живодёрскими развлечениями не входило в его планы на день.
Стоило только маленькой животинке исчезнуть из общей картины, как вернулся кутёж и режущий глаза самогон. Несколько раз, за всё продолжение застолья, Григорий не раз ощущал, как что-то маленькое и пушистое трётся о его ноги.
– Вера, подними руки выше! – протявкала бабушка Маруся, полненькая и низкая женщина, что последние полчаса кружила вокруг девятилетней девочки. Старушка нашла у себя в закромах старое платье, которое досталось ей от прабабушки, и «оно так мило подходит твоим глазкам», что решила надеть её на ребёнка и подшить под размер малышки. До этого, манекеном пришлось поработать и матери Веры.
Мария вначале с тёплой улыбкой следила за тем, как её дочь ощущает заботу старшего поколения, той, что годится ей в бабушки, но позже эта мысль накрыла женщину печалью… Вера видела родную бабушку только на фотографии на надгробье.
Избушка у Маруси была очень странной, – а Мария так-то бывала и в избе Бражника, – в ней витал какой-то знакомый запах, который твёрдо пытались перебить благовониями и духами на основе трав. Инородные нотки едва-едва проскакивали мимо, но терялись в сумбуре ароматов. Дородная женщина вертелась вокруг Веры как одержимая бесом, то и дело пытаясь вспомнить молодость, возвращая старое прабабушкино платье к жизни. Этой тряпке могло быть пару сотен лет, и выглядела она как изуродованная и деформированная штора. Кружева скомканы и превратились в какие-то комья, подол с одной стороны был сильно короче, чем с другой, а правая лямка превратилась в сплошную нить. Хоть старушка и сказала, что платье подходит девочке под цвет глаз, синий и зелёный никак не сочетались. Периодически Вера поглядывала на маму вопросительными изумрудиками.
«Мама, – глазами говорила девочка. – Когда мы пойдём домой?».