Животное никак не отреагировало на команду. Струя всё бежала и бежала, опорожняя колоссального размера пузырь. В этом маленьком мирке существовал только хряк и его нужда.
Стоило и Серёже встать рядом, чтобы увидеть виновника торжества, как у него резко заболело в паху. Сложно было сказать, тот ли это был хряк, что убил Владика или нет, но выяснять не было никакого желания. Григорий продолжал махать руками и кричать; свин – мочиться.
– Подонок, я же убью тебя! – крикнул Григорий и схватился за бесхозные вилы. Это был один из тех инструментов, что принёс Бражник, и никто из местных так и не сказал, кому все они принадлежат.
Взвесив снаряд в руке, мужчина метнул острые вилы в огромную задницу. Правильно говорят, что вопль свиней очень громкий, и порой соразмерен с шумом реактивного двигателя… стоя рядом с испуганной, раненной животинкой, складывалось ощущение, что вопит не она, а сигнализация воздушной тревоги. Женщины зажали оглушённые уши, Серёжа поморщился, а Григорий только вошёл в кураж. Хряк прекратил своё умиротворяющее дело и побежал прочь. Возможно он хотел вернуться домой, но к его несчастью, путь пролегал мимо озлобленного Беглова-старшего. Григорий пнул по застрявшим в мясе вилам, и те вырвались из туши свиньи, оставив на той глубокие рваные раны.
– Так тебе и надо, скотина! – крикнул он вслед кровоточащему преступнику. – Нехер мочиться на мои деньги.
В кои-то веки гнев Григория был вымещен не на ком-то из родных. Однако, мало кто был рад такому жестокому исходу. Отец семейства отдышался и сказал, что пойдёт к Бражнику, поскольку того требуют дела. Мария и Вера направились домой, – женщины чувствовали себя слегка уставшими, и не были настроены посещать знакомую бабушку. Серёжа ни разу не увидел на улице лицо Борьки, из-за чего тоже решил вернуться домой.
23 ноября 1988 года, поздний вечер
Григорий пришёл назад в избу около девяти часов вечера. Солнце успело скрыться за видом освещённых горных пиков. С собой отец семейства принёс стойкий и неприятный запах самогона.
– Ну что, семья, нашли мой носок? Я же помню, как кто-то из вас его посеял ещё позапрошлой ночью… Думали забыл? А вот и нет, я всё помню! – Складывалось ощущение, что Григорий с каждым шагом становился всё пьяней и пьяней, поскольку каждый последующий выпад ноги был неряшливее предыдущего.
Серёжа играл с Верой в шашки, пытаясь имитировать фигуры с помощью подручных средств, а Мария убирала остатки ужина со стола.
– Ну давайте, кто сегодня любит папочку? А? Вера, малютка, может ты?.. Где папин носок, Вера?
– Не знаю, папа… – Девочка прекрасно понимала, что в таком настроении расстроить отца можно даже простым сквозняком. Когда она поднимала глаза на Григория, в этих маленьких кружках читался почтенный страх, и, радовало это мужчину или смущало, тяжело было представить.
– Маша?!.
– Я же говорила, Гриша, что не видела твой носок, и никто не видел.
– Не видела она…
– Да, не видела! И ты мог вместо того, чтобы отправляться к Бражнику, остаться дома и найти свой проклятый носок.
– Ах вот ты как?! Я, да к Бражнику! Будто я там шикую и пирую!.. Да я для всех стараюсь, втискиваюсь в доверие, чтобы всё сделать чётко и быстро! А ты, неблагодарная, вместо того, чтобы быть с мужем, и строить из себя красавицу-жену, бежишь прочь, словно последняя с!..
– Съел! – не отрываясь от доски крикнул Серёжа. – Папа, успокойся, пожалуйста. Никто ничего не знает…
Парню легко было назвать отца по имени, ведь они оба привыкли к такому обращению. Когда чувства завладевали им, «папа» всегда само проскакивало мимо.
– Хватит… Верно, давно всё хватит… – Григорий сел на кровать и его взгляд отупел в разы, словно он отключился, но в тот же момент находился в сознании.
Утром он уже не вспомнит эту маленькую сцену, как и аналогичную другим днём. Серёжа даже жалел, что в один такой запоздалый вечер, вместо отца не придёт новость от местного жителя, что Григория, в ходе пьяной потасовки, зарезали.
– А кто это тут у нас такой маленький?! – с неожиданными радостными нотками проговорил Григорий. Все уже начали думать, что тот отрубился сидя.
К пьяному Беглову по полу шла кошка, и все, кроме самого Григория, видели её впервые. Обычная дворовая, с обмороженным ухом, окраса серого и коричневого. Животное несло в зубах знакомый шерстяной носок. Все в первый раз увидели чёрную мышь, но только хозяин признал то, что искал.