Дома напоминали экспонаты древней Руси, настолько же старые и неряшливые, как и сколоченные на скорую руку дешёвые макеты; осевшие по самые окна, покосившиеся в боках, готовящиеся к вечному погребению. В таких не то, что находиться было страшно, но и смотреть, – они то и дело норовили в любой момент рухнуть. Почему-то здесь пахло тухлятиной, словно кто-то умер и его так и не закопали. Единственным достаточно любопытным местом был только огромный, высотой примерно в пять метров, необычно заострённый камень, что стоял практически в центре всего села.
– Какое отвратительное место, – без стеснения заключил Григорий.
19 ноября 1988 года, позднее утро
Семья прошла пару десятков метров от живой изгороди, что отделяло село от реального и цивилизованного мира. Прошло пару минут, но всё вокруг было мертвенно тихим. Складывалось ощущение, будто всё вокруг давно погибло.
– Похоже, здесь вообще никто не живёт… – с дрожью в голосе произнесла Мария. Вера прижалась к маме.
– Есть кто живой? – резко крикнул Григорий, от чего всех членов его семьи дёрнуло от неожиданности.
На зов никто не отозвался; ни писка, ни шороха, даже эхо где-то затерялось.
– Что за бред, на улице уже… – отец семейства отодвинул рукав, обнажив поношенные, но всё же пригодные для использования наручные часы. – Какого?.. Часы остановились, как на зло. Я ведь помню, что ещё на стоянке они работали. В общем, половина одиннадцатого, а все спят. Тоже мне, деревня…
То ли это была неудавшаяся шутка, то ли Григорий таким образом попытался оскорбить местных жителей, если такие были.
– Серёжка, поищи кого-нибудь, – приказал отец сыну. Будущий выпускник кадетского училища без капельки энтузиазма отправился в глубь хижин. – И побыстрее!
Серёжа скрылся за самой ближайшей постройкой, и просто сделал вид, что действительно занят делом, но сам сел на полено и с тоской оценивал пустоту Неясыти. Хоть в чём-то он был согласен с отцом: это было паршивое место.
Вокруг никого не было, ни единой души в поле зрения, и, возможно, на многие километры вокруг. Серёжа достал из внутреннего кармана куртки маленький свёрток, набитый табаком. Это была последняя сигарета отца из предыдущей пачки. В тот день он что-то активно обсуждал с Марией, и почти не курил, из-за чего пропажу в одну палку попусту не заметил. Хоть он и имел дело с сигаретами (в кадетском корпусе это было строго запрещено, вплоть до исключения, но находились и те, кого ничего не смущало), он всё же не спешил прибегать к такому выходу. Как на него подействует эта никотиновая зараза, так же расслабляюще, как и на отца, или же только усугубит его и без того неприятное ощущение в груди?..
Табак пах горько, его ни то что не хотелось курить, но даже и подносить к носу было неприятно. «И это люди употребляют в себя?!». Это была зависимость, болезнь, вынужденная мера заставить организм сменить фокус с одной проблемы на другую. Это могло быть именно то, в чём и нуждался Серёжа… но больше всего он нуждался не в сигарете, а в том, чтобы отец в кои-то веки заткнулся и отстал; чтоб настала тишина... Прямо как сейчас, когда он один сидит у какой-то дряхлой избы и вокруг нет ни души.
Он смял сигарету, и весь табак рассыпался, смешавшись с сухой травой. У него даже не было спичек. Это не решение, это мимолётная блокада, платить за которую придётся позже, причём очень дорого. Если отец действительно надоест ему настолько, что нервы не выдержат, то там будет решать случай. В случайности верить куда проще, чем в ложь.
Поднимая глаза от земли, Серёжа заметил маленькую тень, что юркнула под доски старого сарая. Кто это был? Кошка? Собака? Кем бы ни являлась эта тень, сейчас её уже нет, как и сигареты или надежды, что отец станет нормальным человеком. Юноша поднялся на ноги и начал возвращаться. Пусть все думают, что его поиски закончились неудачей, – Григория это только позабавит, после небольшого приступа злости, – это будет очередное мимолётное несчастье в семье Беговых.
– А вот же он! – раздался удивлённый – и радостный?! – крик отца. – Иди сюда, Серёжка! Мы тут как раз говорим о том, что приехали посмотреть на дом, да тётку помянуть.
Кишки зашлись в узле, сердце забилось в настолько бешеном темпе, что лёгкие начали отказывать. Серёжа впал в ступор, – он впервые видел улыбку на лице отца. Почему она была такой фальшивой, почему от неё исходили, казалось бы, тепло и доброта? Он испытывал страх, который не встречал даже в драках.
– Ну иди сюда, – «увалень» – читалось во взгляде, – сынок!