Но Дмитрий Иванович резко оттолкнул руку татарина.
— Уйди! — с раздражением сказал он. — Аль думаешь, на Руси богатыри перевелись?! Сам сражусь, коли охотника не сыщется!
Ерема не слыхал, но угадывал смысл хвастливых криков Челибея, и гнев все больше закипал в нем. Из русских рядов никто не выезжал на бой с ордынцем.
— Воевода! — просяще произнес он, наклонив голову. — Дозволь мне сразиться с поганым!..
Боброк сердито погрозил ему кулаком.
— Нишкни, желтопузый!.. Ишь вояка выискался!
Дмитрий Иванович поехал по рядам, и к нему протянулись сотни рук желавших переведаться силой с басурманом. Но князь всех забраковал: на богатыря нужен был богатырь.
Пересвет, находившийся в заднем ряду, узнал от передних ратников, чего ищет князь, и стал пробираться к нему.
— Княже, может, я придусь впору сему нехристю?
Он расправил свои могучие плечи и, как всегда, добродушно улыбнулся.
— Пересвет? Добро, инок! Дать ему коня и копье подлиннее…
Когда Пересвет в полном вооружении сел на коня, князь сказал с чувством:
— Да поможет тебе бог, Лександр! Ты его копьем достань, а сам в сторону отверни…
А Челибей все не унимался:
— Что ж вы топчетесь, трусливые зайцы? Налетайте! Я нанижу вас на свое копье, как дохлых сусликов!
Пересвет перекрестился, поклонился русскому войску и крикнул:
— Молись, басурманская душа, своему поганому богу! Пришел твой последний час! — и сразу рванул коня в галоп.
Ерема чуть с дерева не сорвался и крикнул так громко, что Боброк опять погрозил ему кулаком.
— Есть! Наш ратник обрядился. Вот теперь он басурману задаст!
Ему хорошо было видно, как два всадника, будто два черных комочка, пригнувшись и выставив вперед копья, неслись по зеленому полю с бешеной скоростью навстречу друг другу. И вдруг сшиблись! Упали! И не поднялись — ни кони, ни люди. Противники, пронзив друг друга копьями, так и остались лежать навеки.
И в ту же минуту поле дрогнуло от многотысячных криков. Как темная туча, лавина ордынцев сорвалась с места и ринулась на русских.
— Вперед, други! За мной! — зычно прозвучал голос великого князя.
Теперь, пустив множество стрел и ощетинившись копьями, двинулись шеренги русских.
И грянула битва!
Во главе Передового полка великий князь врезался в самую гущу противников и первым же могучим ударом развалил надвое вражеского темника. Вокруг князя сгрудились конники воеводы Семена Мелика. За ними плотной стеной продвигались пешие воины, в числе которых в первом ряду находились Васюк, Гридя и Юрий. Тут же сражалась и коломенская дружина под водительством Николая Вельяминова.
Передний край войск сразу же сломался, свои и чужие перемешались, сплелись в один беснующийся клубок. Хриплые выкрики, ругательства, треск ломающихся копий, звон мечей, стоны, проклятья и разъяренный вой ордынских воинов — все слилось в неумолчный жуткий гул рукопашного боя. Казалось, по воле какого-то безумца собравшиеся люди затеяли на этом широком поле страшную игру в смерть…
Ордынцы бросались в схватку с яростным ревом. Это был своеобразный прием кочевников: криком и свистом навести на противника страх. Но русские ратники прекрасно знали об этом: с кочевыми ордами они имели дело не первый раз.
— Кроши поганых! — зычно кричал великий князь, нанося удары налево и направо. Прикрываясь щитом от стрел и сабельных ударов, он иногда успевал окидывать быстрым взором поле боя.
Ратники Передового полка дрались самоотверженно. В невероятной тесноте, скользя по земле, залитой кровью, спотыкаясь о тела убитых, люди рубились яростно и зло. Жгучая ненависть к врагам, скопившаяся за сотню лет, выплескивалась здесь, на Куликовом поле, испепеляющим пламенем.
Стоя спинами друг к другу, Васюк и Юрий умело отражали наседавших врагов, как бы охраняя один другого. А Гридя орудовал своим шестопером. Он так, в одной краской рубахе, и пошел в бой, едва прикрыв грудь и плечи кожухом с прокладками из толстой кожи. Шапку он потерял, и взмокшая куделька его русых волос выделялась среди ордынских малахаев и блестящих шлемов русских дружинников. Оставаясь верным себе, он и в бою лихо покрикивал на свой шестопер:
— Ну, милок, шибче, шибче поворачивайся! — и опускал его со страшной силой на головы врагов. При каждом ударе у него вырывалось грозное «гох», словно он размахивал тяжелым молотом у себя в кузнице. Блеснувший у самого носа кончик вражьей сабли слегка рассек ему щеку, кровь текла по шее, пятнила расстегнутый ворот рубахи. В штанах застрял обломок стрелы. Гридя не обращал внимания на эти мелочи и был неутомим. Он даже успевал между двумя взмахами шестопером вытереть со лба пот рукавом да еще и подмигнуть лукаво Васюку и Юрию.