Мамай зло стегнул свой сапог арапником, круто повернулся к присутствующим:
— А иные наши мурзы, нойоны, темники, улусбеки лучше? Разжирели, обленивели, в роскоши нежатся… Иссякла у них прежняя доблесть, воинственный дух чуть теплится… Надо поднять его снова, оживить кочевые обычаи старины, восславить древнего бога войны — Сульдэ. Военные игрища, состязания степных батыров проводить во всех стойбищах… Надобно собрать под наше священное девятихвостое знамя лучших джигитов Орды, разжечь в них жажду крови и добычи. Всем сказать: добыча будет великая каждому воину и военачальнику… Иначе нам не добыть победы над Русью.
Мамай помолчал, затем жестко добавил:
— А ежели кто пристыл к своей юрте, силой взять в поход. Беспощадно карать тех, кои пойдут против моей воли. Нещадно казнить их как трусов и изменников заветам великого воителя вселенной. Золотая Орда должна вновь воссиять в своей славе и величии!
Мамай сел на ковровую подушку и знаком пригласил всех сесть в круг.
— Говори, визирь, — приказал он Хазмату. Тот, приложив к сердцу ладонь, слегка поклонился хану.
— Твои слова, о великий, справедливы. Поход на Русь будет трудный, сила для него надобна большая. Позволь дать совет: надо позвать сынов Кавказа — ясов и черкесов, из крымской Кафы фрязов и другие иные народы. За золото и добычу они будут стойкими воинами, ибо свирепы и кровожадны.
— К чести ли великой Орде нашей наемников звать? — вставил Бегич.
Хазмат усмехнулся:
— Ежели волку в одиночку невмочь загрызть жеребца, он воет — других волков сзывает. Так-то.
— Честь Орды мы поднимем победой над русами, — проговорил Мамай, ни к кому не обращаясь. — Совет визиря разумен.
Хазмат вновь поклонился хану и продолжал:
— Нам и союзники потребны. К Ягайло, князю литовскому, грамоту надобно послать. Он на Москву страсть как зол. Да и рязанского князя Олега нам выгодно поманить ярлыком на великое княжение Владимирское. Полков у него немного, но тут цель хитрая: внести раздор промеж князей русов.
— А ежели в союзники позвать хана Тохтамыша или самаркандского правителя Тимур-ленга? — сказал один из нойонов. — Ведь они владыки народов нашего монгольского корня.
Хазмат вновь усмехнулся:
— Боязно. Позови гостя в юрту, а он тебя в спину вон из юрты. Сильный союзник — первый враг. Опасно верить сильному союзнику. Так думает твой слуга, наш повелитель, — повернулся Хазмат с поклоном к хану.
Мамай слушал Хазмата внимательно. Он недолюбливал этого слащаво-льстивого, двуличного вельможу, но терпел его за ум, за широкие знания и хитрую сметливость.
«Хазмат прав, — думал Мамай, — Тохтамыш и Тимур не союзники, скорее будущие враги». Он вспомнил о грамотах, посланных им с известием о провозглашении его ханом Золотой Орды. Они не прислали ему никаких поздравлений. Кольнула мысль: «Не хотят признавать меня ханом».
Одобрив советы Хазмата, Мамай распорядился:
— Тебе, Бегич, повелеваю немедля ехать на Байкал, Керулен и Онон. Приведи мне с родины священного воителя многие тьмы джигитов. Ты, хитрейший мой визирь, лучше других сможешь поладить с ясами и черкесами. Не сильно скупись и приведи побольше храбрых воинов. А тебе, Темир-мурза, — обратился он к Челибею, — поручаю крымскую Кафу и весь Крым с Причерноморьем. Мы с тобой родились в Крыму, и ты все там знаешь. И язык кафов разумеешь. Скачи в родные края и передай от меня высокий привет крымским степям.
Челибей встал и молча поклонился. Поднялись и остальные.
— Поспешите в свои улусы и стойбища, — сказал хан. — И пусть ваши барабаны гремят чаще и призовут в мой стан многих воинов.
Оставшись вдвоем с Хазматом, Мамай в задумчивости прошелся несколько раз по ковру. Затем из тюков, присланных из Рязани, достал кинжал, отделанный драгоценными камнями, и залюбовался им.
— Хороший подарок прислал мне князь Олег, — проговорил хан, выставляя кинжал на свет и пытаясь увидеть еле заметный замысловатый узор на синеватой поверхности харалужной[17] стали. — А хитер князь рязанский. Дарами хочет меня умаслить…
— Князь Олег коварен и двуличен, — вставил Хазмат. — Обманул Бегича, подмогу ему на Вожу не прислал.
— Коварство его, дай срок, мы ему припомним, не возрадуется, — зловеще усмехнулся Мамай. — А пока его поманим сладким каймаком владимирским. Помаячим — он и клюнет. А ну-ка зови Вельяминова.
Войдя в шатер, боярин хотел упасть на колени, но хан жестом остановил его. Не выпуская из рук кинжала, Мамай нахмурился, сказал жестко:
— Вот мое слово, передай князю. Коль вступит князь Олег в союз со мной против ослушника московского, так быть ему великим князем владимирским. Пускай полки свои готовит мне на подмогу. Побьем московского князя — там все сразу и решится.