— Дядя Аким, а ежели б ты махнул своим цепом, то враз бы побил всех супостатов али одного оставил бы на развод?
Ерема сразу узнал по цветастому платку Алену, и у него отлегло от сердца. Она в это время возилась около своего спасителя Ахмата, перевязывая ему голову белой чистой тряпкой. Он был живой, но без сознания. Ерема взялся ей помогать. Подошел и друг детства Еремы русоголовый Гридя Хрулец. На запястьях у него остались синеватые следы от аркана: враги схватили его сонного прямо на сеновале и крепко прикрутили к повозке. Он до сих пор не мог опомниться от грозившей ему неволи. Вместе они начали хлопотать около раненого Ахмата, слушая сбивчивый рассказ Алены о том, как «сей басурманин» кинулся на ее защиту.
Дмитрий Иванович со своей свитой подъехал к крестьянам и поздоровался.
— Здравствуй, батюшка наш, княже, — вразнобой отвечали крестьяне с низкими поклонами.
Отец Алены выдвинулся вперед и еще раз поклонился, коснувшись земли тыльной стороной руки.
— Спасибо тебе, великий князь наш. Кабы не ты, пропасть бы нам и добру нашему… Спасибо!
— На то я и князь, чтоб не допускать разорение земли русской, — просто ответил Дмитрий Иванович и вдруг заметил, как Ерема и Гридя вместе с Аленой укладывают Ахмата на повозку.
Князь легко, едва опершись ногой на стремя, соскочил с лошади и подошел к повозке. Спросил строго:
— Кто посек?
— Ордынцы, — тихо ответила Алена.
— Ордынцы? — переспросил Дмитрий Иванович и наклонил ухо к груди Ахмата. — Михалыч! — позвал он Боброка. — Свои посекли, знать неспроста. Отходить бы надо басурманина…
— Княже, отдай мне полоняника, — произнес отец Алены. — Отхожу, коли надобен. Челом бью…
— Добро, старче, — согласился князь, и только тут его взгляд задержался на цветастом платке Алены, рядом с которой, сияя, как новый алтын, стоял Ерема. Князь все понял и усмехнулся: — Алена?
— Дочка, — с гордостью ответил старик и добавил: — Она у меня за хозяйку…
— Хороша у тебя девка, старик! — воскликнул Владимир Андреевич и молодцевато вспушил усы. — Такую и в княжеские хоромы взять лестно…
— А и в самом деле, — с улыбкой подхватил шутку Дмитрий Иванович. — Ить краса-девица… Хочешь на Москве в моем дворе жить?
Алена, вконец смущенная, спряталась за спину отца. Ерема похолодел, ревниво поглядывая на князей. Что они — шутят или вправду собрались забрать Алену на Москву в княжеские хоромы? Гридя слегка толкнул Ерему в плечо, тихо прошептал:
— Все, Еремка, прощайся теперь со своей невестой. Заберут на княжеский двор — поминай как звали…
— Ты, Гридька! — сжал кулаки Ерема и с таким видом повернулся к своему другу, что тот сразу осекся и поспешно отодвинулся в сторону, пробормотав:
— Тю, дьявол пучеглазый! За свою Алену готов даже отца родного пришибить.
Отец Алены с новым поклоном обратился к Дмитрию Ивановичу:
— Коли не побрезгуешь, княже, зайди в мою избу, отведай чего бог послал. И вы, князья и бояре, не откажите…
Князь снял шлем, передал его отроку и сказал с легкой улыбкой:
— Ну как, други, отведаем селянских щец?
— В жару горячие щи в пот вгоняют. Нам бы кваску холодненького, — проговорил Владимир Андреевич, почмокивая губами.
— И квасок есть, как же! — обрадовался отец Алены. — В погребе прохлаждается… Страсть как шипуч! На ржаной корке настоян.
Но не успел князь сделать и шагу, как перед ним, оттолкнув старика, встал Вельяминов и отвесил поклон чуть не до земли:
— Допрежь в мои хоромы, княже, пожалуй. Тут недалече, за леском. Не обесчесть боярина перед смердом.
Дмитрий Иванович смерил взглядом Вельяминова и повернулся к Акиму:
— Веди, старче…
Вельяминов побледнел от злости и обиды. Он быстро заступил князю путь.
— Не вели казнить, княже, вели слово молвить, — сдавленным голосом проговорил он.
Князь помрачнел, исподлобья взглянул на Вельяминова и обратился к Акиму:
— Вы идите, старче, а мы тут управимся и будем за вами.
Вместе с Акимом крестьяне двинулись к деревне вслед за повозкой, на которой Алена, Ерема и Гридя увозили раненого Ахмата.
Дмитрий Иванович постоял немного, а затем крутнулся к Вельяминову, резко и громко спросил:
— Ну?! Опять в тысяцкие на Москву проситься станешь?
— Не гневись, княже, — униженно произнес Вельяминов. — Слезно бью челом. Кинь обиду, смени гнев на милость, пожалуй в тысяцкие. После родителя моего, царство ему небесное, мне в тысяцких ходить положено… Я старший сын у батюшки, наследник его… Верой и правдой служить стану.
— Верой и правдой?! — вскипел Дмитрий Иванович. — Слыхал, князь Володимер, и вы, воеводы? Верой и правдой служить он мне станет!