Боброк отошел в сторону. Последнее слово оставалось за князем. Он встал, поправил на поясе меч и, положив руку на его рукоять, произнес проникновенно и твердо:
— Други мои и братья! Знайте: мы пришли сюда не Дон охранять, а спасти русскую землю от гнета тяжкого да разорения. Не надо нам было из Москвы выходить, коли ныне будем Мамая опасаться да на Ягайло с Олегом оглядываться. Мои думки — и две позорные жизни хуже одной честной смерти. Перейдем через Дон и, ежели будет на то господня воля, тут и сложим головы наши за матушку-Русь. А ежели победой благословит нас бог, то весь народ русский от вечной пагубы спасем. Пускай каждый из вас твердо помнит: за нами Русь!
Князь справился с охватившим его волнением и добавил:
— Нынче же ночью наводить мосты, а конников подвести поближе к Татинским бродам. Завтра с утра не мешкая начнем переправу.
Князь тут же указал, кто и в какие полки назначаются главными, коих и попросил задержаться после совета для обсуждения боевых задач каждого полка и других более мелких дел, связанных с подготовкой к предстоящему сражению.
Общим руководителем по расстановке боевых сил на самом поле Куликовом был назначен воевода Боброк.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
сентября, когда еще не полностью рассеялся утренний туман и не был до конца наведен третий наплавной мост, по первым двум уже тронулись на правый берег Дона пешие воины и повозки, а конница начала переправу вплавь несколько ниже по течению, через Татинские броды. Руководили переправой Тимофей Вельяминов, боярин Бренк и воевода Боброк, который, однако, вскоре уехал на Куликово поле, где указывал полкам, какие места им надлежит занимать.
Великий князь и Владимир Андреевич, пустив оседланных лошадей на траву, сидели на берегу реки и наблюдали за передвижением войск. Туман под лучами взошедшего солнца понемногу рассеивался, и общая картина переправлявшихся войск открывалась князьям все полнее. Дмитрий Иванович с гордостью обозревал свои многочисленные рати, которые огромной массой разбросались на этом берегу и темнели подвижными колоннами на зеленом травяном ковре по ту сторону реки. Он воочию видел претворение своих замыслов в жизнь.
Тут же, в ожидании княжеских приказаний, держал под уздцы свою лошадь Ерема, причисленный теперь к Засадному полку. Конь тыкался мордой в его шею, пытаясь мягкими, влажными губами поймать Еремино ухо. Это был вороной татарский жеребец, принадлежавший ранее Турсуну. Ахмат подарил его Ереме за спасение брата.
Полуобернувшись, но не вставая, великий князь распорядился:
— Скачи, Ерема, к Засадному полку, пускай к переправе придвигаются. А как будешь на той стороне, передай воеводе Боброку: Засадный сразу же, как переправится, направлять налево, вон в ту Зеленую дубраву, — князь показал рукой. — Там у речки Смолки пускай и затаятся… Да никому не болтай, куда да зачем идет Засадный. Идет — стало быть, так надобно, а куда — про то воеводам знать.
Ерема пружинисто, молодцевато вскочил на коня. Князь невольно залюбовался им. «Гляди-ка, — думал он, — два лета назад на Воже совсем был вихрастым деревенским увальнем, а ныне вишь какой гридь справный да ловкий». После того как Ерема спас ему жизнь, князь относился к нему с особой нежностью.
— Да, опять чуть было не забыл! — спохватился князь, когда Ерема уже готов был пустить вскачь своего жеребца. — Ты Алену-то свою сыскал?
Лицо Еремы сразу потускнело.
— Не, княже… Из деревни она пропала… Где ее сыщешь!
— Ну, не горюй, Ерема. Как управимся с Мамаем, разыщем твою Алену, да и свадьбу сыграем… Я сам буду у вас посаженым отцом и велю набросать вам в избу целую кучу куриных ножек[32].
Ерема уехал, а князья, сидя на траве, вновь молча стали смотреть на переправу, на реку, скручивавшую на стремнине водяные кольца.
Молчание нарушил Владимир Андреевич:
— Не забыть бы поставить средь полков бочки с водой, жбаны поболее и черпаки… На поле-то жарко будет, а воды испить — сил прибавить.
— Бренк уже позаботился, приготовил бочки, — отозвался Дмитрий Иванович.
Князья вновь умолкли. Что-то мешало течению их беседы. Обмолвившись одним-двумя словами, они опять как бы погружались в самих себя, замыкались. Всяческих хлопот в этот день у них было множество, а они сидели неподвижно, словно передыхая перед чем-то большим и важным, необычным и грозным.
32
У славян было древнее поверье: если во время свадьбы бросать в избу побольше куриных лапок, это принесет молодоженам счастье, богатство и благополучие, а также большое потомство.