Вскоре Пересвет, Юрка и другие отобранные ратники ушли вперед. Алена смотрела им вслед, и ей казалось, что плотная завеса тумана поглотила их навсегда.
Завершив отбор ратников, воевода Бренк велел московской дружине построиться вокруг стяга. Ослябя и Алена заняли в ней свои места.
А великий князь в это время объезжал полки и в коротких горячих речах, вспоминая прежние прославленные битвы, призывал всех воинов сражаться до последнего вздоха.
— Помните, други, за себя бьетесь, за жен своих и детей, за волю земли родной!
Потрясая оружием, ратники отвечали ему громкими одобрительными приветствиями.
Брызнули, прорезая туман, первые лучистые иглы солнца и засверкали огненными искрами на шлемах, калантарях и оружии русских ратников, застывших строгими необозримыми рядами в нетерпеливом ожидании. Над ними поднимались темно-алые полковые стяги, а над Большим полком реял распущенный прямоугольный великокняжеский стяг с изображением Христа. Туман клубами уходил вверх, словно освобождая людям поле для смертного боя.
Подъехав к Большому полку, Дмитрий Иванович спешился и подошел к Бренку.
— Ну, Андреич, как уговорились, обряжайся в мою одежду.
— Княже, может, я пойду в Передовой, а ты тут, при стяге, останешься?
— Нет уж, воевода, будем делать, как решили, — твердо сказал князь, передавая Бренку свой ярко-красный плащ и боевой знак великокняжеской власти в виде небольшого темно-красного флага из шелка. Отдал и своего известного всем воинам серого в яблоках жеребца. — Сам знаешь, когда ратники видят князя при стяге, у них дух боевой крепче. Вот и ратоборствуй тут заместо меня. Помни, Большой полк — хребет всему войску. Оберегай его, сколь возможно…
— Болит душа моя за тебя, княже, — печально сказал Бренк. — Ить Передовой полк почти гибель верная.
— На то он и Передовой! — ответил князь и, стремясь, как видно, скорее закончить тягостное прощание, добавил: — Дай я тебя обниму, Михайло Андреевич…
Плотно сжатые губы его дрогнули, он отвернулся, подошел к буланому коню Бренка, взялся за луку и негромко, глядя в землю, сказал:
— Победим — опять свидимся.
Дмитрий Иванович вскочил на лошадь и в доспехах простого воина ускакал в Передовой полк. Князь остановился в середине первого ряда, и все увидели, как высоко поднял он обнаженный меч.
…Засадному полку, затаившемуся в Зеленой дубраве, нужны были уши и глаза. По приказанию Боброка Ерема и еще несколько ратников взобрались на самые высокие деревья и скрылись в густой листве. Оттуда им были видны и златоверхий шатер Мамая, и ордынские тумены, стоявшие позади Красного холма, и две темные плотные стены враждебных войск.
— Сидеть там тихо! — говорил им Боброк. — Ежели кто будет шерошиться, стрелой сражу на месте. Глядите зорко. Чего увидите, молвите негромко, но внятно.
Обессилевший туман уже вился над головой прозрачной синеватой дымкой. На капельках росы заиграли веселые лучи ослепительного сентябрьского солнца, застрекотали отогревшиеся кузнечики, засвистали в траве суслики. И вдруг сразу смолкли. Две силы, два мощных грозных вала медленно двинулись навстречу друг другу…
— Пошли! — приглушенно сообщил вниз Ерема.
Воевода Боброк и князь Владимир Андреевич, раздвинув кусты, устремили взоры вперед. Началось!
«И было страшно видети две силы великие, сходящиеся на кровопролитие, на скорую смерть».
— Стали! — донесся сверху голос Еремы. — Какой-то басурман выехал наперед… Здоровенный! Кажись, похваляется, на поединок кличет!
Ратники внизу зашевелились: неужто в Передовом полку никто не сыщется, чтоб утихомирить похвалыгу?
Челибей, исполняя желание Мамая, выехал на середину между войсками и, подбоченясь, крикнул, подбирая самые оскорбительные слова:
— Эй вы, свиной помет! Я батыр великого властелина воды и суши! Пока ременные арканы не стянули ваши ослиные шеи, ползите по-собачьи к ногам неустрашимого! Он вас плетью обласкает!
По рядам русских ратников прошел грозный гул. Стоявшие в первой шеренге Васюк, Гридя и Юрий хорошо слышали обидные слова, и возмущение охватило их, как пламень.
К великому князю пробился Ахмат. Он не отрывал глаз от Челибея. Наконец-то наступил час его мести, и он не вложит в ножны саблю до тех пор, пока ненавистный ему человек, погубивший совместно с ханом весь его аил, не превратится в падаль. Ахмат коснулся княжеского стремени и поднял на князя умоляющий взгляд.
— Дозволь, о великий князь, я на него поеду…