Они входят в кабинет пастора, маленькую комнату, где на выкрашенных в зеленый цвет полках стоят сочинения Эленшлегера и Мюнстера, а на письменном столе копия торвальдсеновского Христа.
Они поставили бутылку на стол и сели.
— Я сразу смекнул, чем пахнет дело, — сказал Бай. — Но подумал, пусть его получает удовольствие, да заодно и она, подумал я…
— Огневая девчонка… Роскошная грудь… И танцует здорово. Так и прижимается к тебе.
— А что ей еще остается, бедняжке, — сказал Бай и осушил свою кружку.
— А та, другая, что за особа? — Лейтенант имел в виду фрекен Агнес.
— Превосходная девушка, — сказал Бай. — Но это совсем другой коленкор, — сказал он. — Приятельница моей жены.
— Вон что, — сказал лейтенант. — Я так и подумал: эта из таковских — поговорить, а больше ни-ни.
Собеседники перешли к широким обобщениям.
— Провинциальные девицы, — сказал лейтенант. — Они, само собой, недурны… но… Понимаете, господин начальник станции… Нет у них того обхождения. Что там ни говори… город совсем другое дело…
Сам лейтенант «устроился» весьма недурно.
— Я, видите ли, стою на частной квартире… Это куда лучше… Куда сподручнее… Незачем соваться во Фредерике или на Вестер…
— А девчонки там недурны?
— Лихие девчонки, накажи меня Бог, лихие девчонки…
— М-да, я ведь теперь поотстал… Ничего не поделаешь, человек семейный… На правах зрителя, лейтенант, только на правах зрителя… даже если иной раз отлучишься в город на пару дней…
— На правах зрителя, — повторил он еще раз.
— Можете мне поверить, лихие девочки, — сказал лейтенант, — и притом обходительные…
— Говорят, они уезжают в Россию.
— Да, говорят…
На пороге появился пастор Линде.
— А, вот вы где, господин начальник, — сказал пастор и вошел в кабинет.
— Да, господин пастор, мы тут сидим себе и философствуем… потихонечку… да еще прихватили парочку бутылок…
— На доброе здоровье. Здесь и в самом деле уютно. — Пастор обернулся с порога.
— А в гостиной играют в фанты, — сказал он. Бай с лейтенантом отправились в гостиную.
Там игра была уже в разгаре: «упавшие в колодец» выбирали «спасителя».
Тщедушный студентик, толковавший о «благороднейшем результате», выбрал Катинку.
— Поцелуйтесь! — закричала Агнес.
Катинка подставила щеку, чтобы «результат» мог ее поцеловать. Студентик покраснел до ушей и едва не чмокнул Катинку в нос.
Катинка засмеялась и захлопала в ладоши.
— Я выбираю, выбираю… Хуса, — сказала она.
Хус подошел и наклонился к ней. Он поцеловал ее в голову.
— Выбираю фрекен Иенсен, — сказал он. Голос его сорвался, точно он вдруг охрип.
Ложась в постель, где ее поджидал Бель-Ами, фрекен Иенсен все еще вспоминала поцелуй Хуса.
Катинка так задумалась, что не заметила, как слегка прислонилась к радикальному студенту.
Гости разошлись.
Посреди гостиной фрекен Агнес оглядывала поле брани. Вся мебель была сдвинута с места, на полу по углам громоздились стаканы, на книжном шкафу красовались тарелки из-под пудинга.
— Уф, — сказала она и села, — можно подумать, будто здесь побывал сам сатана.
Вошел капеллан Андерсен.
— А-а, это вы, — сказала она. — Вы были сегодня очень милы.
— Фрекен Агнес, вам было весело?
— Нет.
— Чего лее ради вы стараетесь?
— Отвечу — ради того, чтоб было весело другим. Только вы один всегда брюзжите… Помогите-ка мне лучше навести порядок, — сказала она.
И принялась расставлять мебель.
— Больше я никуда не пойду с Идой, — заявила Луиса-Старшенькая. — Говорю тебе — никуда. Мне стыдно смотреть в глаза соседям.
— Это все потому, что тебя никто не приглашает танцевать. А я должна скучать с тобой за компанию — да?
Вдова Абель никогда не вмешивалась в перепалки дочерей. Она знала, что они не кончатся, пока не будет накручена последняя папильотка. Вдова на цыпочках ходила по комнатам, складывая одежду своих «птенчиков».
— Тьфу, черт, устаешь от всей этой сутолоки, — сказал Бай. Он с трудом вышагивал на одеревеневших ногах. Катинка не ответила. Они молча шли по дороге к дому.
3
Наступила весна.
В полдень пасторская дочь заходила за Катинкой, и они спускались к реке. На берегу, неподалеку от железнодорожного моста, под двумя ивами Малыш-Бентсен поставил скамейку. Здесь обе женщины сидели со своим рукоделием, пока не приходил вечерний поезд. Все проводники на этой железнодорожной ветке знали Катинку и фрекен Линде и здоровались с ними.