Телеграмма была от Хуса…
Бай и Малыш-Бентсен дремали в конторе. Катинка и фрекен Иенсен сидели в гостиной у догоравшей елки.
Старушка Иенсен спросонок потряхивала головой, потом привалилась к фортепиано…
Катинка смотрела на погасшую елку. Ее рука тихо поглаживала телеграмму Хуса, лежавшую у нее на коленях.
6
Миновала зима, потом весна и улыбающееся полям лето.
– Дело дрянь, старина, – говорил Бай Кьеру, – вчера пришлось перебраться в комнату наверху. Человеку, днем занятому делами, по ночам нужен покой.
Кашель Катинки разносился по всему дому.
Мария приносила хозяйке разбавленное водой вино и оставалась стоять возле ее кровати. Грудь Катинки так и разрывалась от кашля.
– Спасибо, спасибо, – говорила она. – Иди ложись, – говорила она. И тяжело переводила дух. – Который теперь час?
– Половина четвертого…
– Только-то. – Катинка откидывалась на подушки. – Так рано.
Мария босиком на цыпочках возвращалась к своему дивану, и вскоре оттуда слышалось ее ровное дыхание. Ночник у кровати отбрасывал светлое пятно на безмолвный потолок. Катинка с закрытыми глазами лежала на подушке.
Незадолго до полудня она вставала и, закутавшись в одеяла, садилась на солнце на платформе.
Двенадцатичасовой поезд вел стройный машинист в нескромных панталонах. Он соскакивал на платформу и справлялся о здоровье фру Бай.
– Вот увидите, – говорил он, – чистый осенний воздух…
– Может быть, – говорила Катинка и протягивала ему влажную, слабую руку.
Бай провожал машиниста по платформе.
– Оба легких, – говорил Бай. У него появилась привычка– двумя пальцами смахивать слезинки…
– Все в воле Божьей, – говорил он и вздыхал.
Поезд трогался. Нескромный прыгал на подножку паровоза. И долго оглядывался на Катинку, которая сидела на солнце – исхудалая и бледная.
Жаль, ей-богу жаль… Такой прискорбный случай… А зимой ему даже померещилось было… Вечно она сидит на перроне, и глаза тоскливые-тоскливые…
Он раза два заходил к ним выпить с Баем стаканчик грога, но понял, что ошибся, – тут дело не выгорит…
Она, оказывается, просто-напросто была больна.
Паровозный свисток замирал за далью лугов. Небо и равнина светились в прозрачном осеннем воздухе.
Скворцы собирались стайками, гомозились на телеграфных проводах.
– Улетают, – говорила Катинка. И провожала глазами птичьи вереницы в безоблачном небе.
Приходил доктор и садился рядом с ней на скамью.
– Ну, как наши дела?
– Да вот, сижу и собираюсь с силами, – отвечала Катинка. – Для завтрашнего дня.
– Для завтрашнего? Ах да, завтра ведь день рождения. Да.
– Только помните наш уговор, дорогая фру.
– Да, да, как только отужинают, я лягу…
Это был день рождения Бая. Катинка не хотела лишать его привычной партии в ломбер. Она уже давно начала упрашивать доктора: она встанет и посидит за столом с гостями, а потом они все равно уйдут играть к Баю и даже не заметят, что она нездорова…
– Всего один день, – говорила она.
– А теперь вам пора домой, – сказал доктор.
– Хорошо. – Катинка встала…
– Позвольте, я помогу…
– Спасибо, это все из-за лестницы, – сказала она. – По лестнице мне трудно.
Ее бедные непослушные ноги еле-еле одолевали три низенькие ступеньки.
– Спасибо, доктор. Там моя шаль… Доктор берет со скамьи синюю шаль.
– Ваша любимица, – говорит он.
На пороге Катинка оглядывается и смотрит на поля.
– Нынче здесь так красиво, – говорит она.
В полдень она попросила принести в гостиную все, что нужно для приготовления салатов. И сама стала резать на маленькой доске свеклу и картофель.
Пришла фрекен Иенсен. Катинка кивнула ей головой.
– Вот видите, на это я еще гожусь, – сказала она. – Что слышно нового? – спросила она. Она откинулась на спинку стула. У нее устали руки– когда она поднимала их кверху, сильно болело в груди. – Я давно не видела ни фру Абель, ни ее дочерей…
– Они ждут, что Барнер получит назначение, – говорит старушка Иенсен.
– Ну да, он ведь подал прошение… Фрекен Иенсен угощают чашечкой кофе.
– Дай мне масла, Мария, – говорит Катинка.
Мария расставляет на столе целую батарею бутылок и салатниц.
– Какая тяжелая, – говорит Катинка, она с трудом поднимает большую бутыль с уксусом. Потом перемешивает салаты и пробует их.
– Нет, – вдруг говорит она и отодвигает салатницы… – Нет, я больше не чувствую вкуса.
Она сидит усталая, закрыв глаза. На ее щеках красные пятна.
– Дайте я помогу вам, – предлагает фрекен Иенсен.
– Спасибо, Мария поможет. Мне, пожалуй, лучше прилечь.
Но до самого вечера Мария то и дело вносит и уносит разные блюда, чтобы Катинка собственными глазами увидела– все ли в порядке. В груди у Катинки жжет, но она приподнимается в постели.
– Пусть все будет так, как привык Бай.
Она заставляет Марию принести в спальню праздничный сервиз, бокалы и столовое серебро, все начистить, протереть и расставить на столе.
Лежа в постели, Катинка считает и пересчитывает тарелки, и глаза у нее лихорадочно блестят.
– Кажется, все, – говорит она.
Она устало откидывается на подушку и трется о нее сухим, пылающим в лихорадке лицом.
– А ложки для грога, Мария, – говорит она вдруг. – Мы совсем забыли про ложки.
– Их можно положить на поднос, который подарил Хус, – говорит Мария. Она вносит ложки на маленьком японском подносе.
– Нет, не надо. – Катинка приподнимается в постели.
– Дай мне его, – говорит она. Она прикладывает горящие ладони к прохладной лакированной поверхности. И тихо лежит, держа в руках подаренный Хусом поднос.
Входит Бай и оглядывает расставленные на столе сверкающий фарфор и бокалы.
– Очень глупо, детка, – говорит он. – Очень глупо– я ведь говорил… Вот увидишь, тебе станет хуже и ты сляжешь… Тик. – Он берет ее за руку. – Да ты вся горишь…
– Пустое, – говорит Катинка и тихонько отнимает руку. – Лишь бы не упустить чего…
Бай разглядывает посуду.
– А компота разве не будет? – говорит он.
– Конечно, будет.
– А где же тогда компотницы?..
– Забыли… Вот видишь, Бай, надо самой входить во все мелочи, – говорит Катинка и откидывается на подушки.
В гости приглашена была «старая гвардия» – как выражался Бай.
– Мы, «старая гвардия», понимаем друг друга с полуслова, – говорил он. – Все свойские ребята.
«Свойские ребята» были трое помещиков во главе с Кьером, четвертым был сам Бай.
Сверх комплекта пригласили еще и Свенсена.
– Душа общества, – говорил о нем Бай Катинке. Катинка никогда не замечала, чтобы Свенсен был душой общества. В ее присутствии он не проявлял себя ничем– только и знал, что полировал ногти и жевал кончики усов.
– Прихвати его с собой, Кьер, – сказал Бай, – пусть будет пятым, с ним не соскучишься.
…Катинка сама открыла дверь в контору.
– Все готово, Бай, – сказала она.
Гости вошли в столовую. На Катинке было нарядное платье с высоким рюшем, подходившим вплотную к ее худенькому, осунувшемуся лицу.
За столом она сидела рядом с Кьером.
Заговорили о ее болезни.
– Вот увидите, зима свое дело сделает… чистый морозный воздух укрепляет силы.
– Морозный воздух, да, конечно.
– Выпьем за это, – предложил Бай. Выпили.
– До дна, – сказал Бай.
У каждого из «свойских ребят» под подбородком была приколота булавкой салфетка. Прежде чем отправить в рот очередную ложку салата под майонезом, они его обнюхивали.
– На оливковом масле, – сказал помещик Мортенсен и засопел.
Перед Катинкой стояла почти пустая тарелка. Из-за болей в груди она сидела совершенно прямо. Когда она пыталась есть, вилка дрожала в ее руке.