Аграфена раскрыла рот и чуть не уронила с рогача горшок с завлекательно дымящейся кашей.
— Ой, глядите, ребята, уже поверила, уж выбирает!
После обеда, пристроив задрёмывающего Андрюшу Бубениста на лавке, Бакен позвал Васку во двор.
— Пошли разгуляемся. Поговорить надо. Хочу с тобою кое о чём посоветоваться.
Ярмарка притихла, и пыль над нею осела немного. Почти все возы были уже завязаны, под ними спали хозяева, иные кормили коней. Только гончары маялись ещё подле своих горшков, да какие-то два мужика никак не могли выбрать дугу у куняющего уже белоруса. Между возами бродили не покупатели — зеваки.
— Вася, где бы мы ни станем зимовать, а сидеть сложа руки я не привык, да и Томилке это вредно, Я вот про что: а не приловчиться ли нам с тобою листы печатать, как дядя твой?
— Листы печатать? — протянул важно Васка, гордый доверием атамана. — Слишком много снастей и припасов надобно, не потянем.
— Что ж, тогда придется Петрушку делать… Ты не знаешь, верно, что наш Томилка петрушечник? Монашек какой-то бешенный у него кукол поломал, а вот мешок, в коем кукол показывать, Томилка с собою второй год таскает…
— А где листы, что взял ты у дядьки Гаврилы? — осмелел вдруг Васка, он ведь, как ни как, те листы раскрашивал.
— Продал я их ещё в Курске. А выручка, что ж выручка… — и Бажен поднял руку и разжал пальцы, будто пустил что-то легкое по ветру. — Помнишь, небось, как загулял я тогда на неделю? Теперь опять, Васенька, душа моя ноет. Осень нынче так хороша, наглядеться не могу, будто это последняя моя осень… Да ты зелен, впрочем, чересчур, не поймешь…
— Баженко, глянь: та барынька, что давеча на игрище…
— Где?!
— Да вот, ищет кого-то… И девка с нею та же.
Барыня плыла павою, наряженная куда как роскошней, чем в дообеденную пору днём раньше, когда она презрительно щурилась на скоморошьи игры. Теперь даже как будто на иноземный пошиб, вот только накрашена густо, по-московски. За нею семенила босая чернявая девчонка лет тринадцати да топал мужик в зеленом кафтане и грубых сапогах.
— Да не таращься ты на них, не пяль буркалы-те, Вася, — всё так же грустно выговорил Бажен. — И кто сказал тебе, что это мы выбираем девок? Они сами нас, сладкие, выбирают, от того вся моя жизнь и загублена, от них.
— Ну и загнул же ты дугу, Баженко, — заявил малый, обрадовавшись, что в кои-то веки сумел поймать атамана на нелепой речи. — Сватают ведь родители, и чёрта ты скорее увидишь до венца, чем свою невесту… Ой, девка та к нам идет!
Взглянул он на Бажена — и оторопел. Бажен и не глядел вовсе в сторону барыньки, наблюдал рассеянно, как ложечник собирает свой пестрый товар в коробьи, однако совершенно невероятным, чудодейственным образом сделалось так, что каждого, кто сейчас взглянул бы на скоморошьего атамана, поразили бы его красота и вальяжность. Рубаха, выглядывавшая из-под воротника кафтана, была несвежей, но такой именно несвежей она и должна была быть, ибо казалось несомненным, что теперь на Москве именно в такие рубахи и наряжаются молодые щеголи, и нитка на месте оторвавшейся застежки завивалась щегольски же. Щетина на щеках Бакена сама собою растаяла, а усы красиво изогнулись, и закрутились у них кончики…
Вася перевел взгляд на девчонку и увидел, что она тоже смотрит во все глаза, да только не на Бажена, что несколько обидело малого, а на него самого.
— Вот, а ты говоришь, — скучно заметил Бажен. Теперь он следил за воробьями, весело барахтающимися в пыли.
Девка вблизи оказалась некрасиво худой, смуглою. Глазела бесстыдно на весёлых, однако успевала и под босые свои ноги посматривать: во всяком случае, как-то обошла оказавшуюся на её пути свежую коровью лепёшку.
— Боярыня моя, игрецы, приказала вас позвать после ярмарки в её деревню, в Райгородку, поиграть… Тут недалечко.
— А как твоя боярыня прозывается?
— Супружница сына боярского Ждана Федоровича Жирова-Засекина, звать Анной Васильевной.
— Скажи своей госпоже Анне Васильевне, что приедем с радостью и послужим ей после Свенской ярмарки. Вот тебе, красавица, на ленты! Держи подол!
Атаман поклонился издалека будто бы только сейчас увиденной им барыньке, повернулся на высоких каблуках и зашагал не торопясь.
— Баженко, а почему ты её назвал красавицей?
— А что? Вот барыньку, ту умыть сперва бы надобно, а потом разглядывать…
Васка оглянулся, но не увидел уже ни барыня, ни её девки.
— Может статься, там и зазимуем, — промолвил Бажен задумчиво.
Глава седьмая, а в ней скоморохи устраиваются на зимовку в Райгородке, а Филя показывает, как малые дети горох крадут