Опасения оказались напрасными. Ученичек после встрёпки стал как шёлковый. Васка, окрыленный его покорностью и усердием, после двухчасовых трудов решился, несмотря на то, что полизунчик ещё не вполне твердо заучил азбуку (особливо, ежели в обратном порядке, с конца), начать сегодня же с ним чтение слогов. Юный наставник торопился, желая как можно скорее приблизить Петюньку к священному рубежу, отделяющему человека, грамотою просветленного, от неученого невежды. Пройдя склады, ученик должен будет научиться складывать из них слова, и тут в мозгу его сверкнет, рано или поздно, молния: сим внезапным озарением суждено ему постигнуть великую тайну соединения под палкою вызубренных букв и слогов в Слово, за которым стоит Смысл. Все книги заговорят тогда с учеником, немыслимые бездны премудрости откроются ему!
— Теперь начнем сначала, Петр Жданович… Ба, ва, га.
— Ба, ва, га.
Васка протянул теперь указку Петюньке, но рука того не шевельнулась. Учитель поднял глаза от «Азбуки»: ученик спокойно щурился на окошко, на его весёлые разноцветные стеклышки. Страшное подозрение закралось в душу наставника…
— Давай-ка, Петр Жданович, ещё раз буквы почитаем… Погляди сюда, что сие за буква?
— «Есть». Нет, «Земля», пожалуй.
— Вот я тебе дам «Землю»! «Ферт» сие. А сия буква?
— «Д-д-добро».
— «Аза» уже не признаешь? Да ты, татарские твои очи, и не знал никогда! Заучил просто, обманщик. Получай!
— Что бьешься? — заныл Петюнька, тряся ушибленной кистью. — Заимели обыкновение тут драться, шпыни безродные. Присушила тебя Головешка, так ты на мне зло сгоняешь? Ничего, я тебя ещё выпорю, всласть натешусь, когда женишься!
Васка сразу притих и опустил указку.
— Как это меня присушила? Как это ты выпорешь?
— А так же, как всех холопов — на конюшне! — выпучил свои голубенькие глазки полизунчик. — Женишься на моей холопке — и ты мой холоп будешь! У ней родители были холопами нашими, а она, что ж, вольная, по-твоему? А как она тебя заговаривала, чтобы к себе навсегда присушить — тому свидетели люди верные!
— Матушка-то Вешкина…
— Матка ейная, все в Райгородке знают, сызмальства у нас в портомойницах ходила.
Васка надолго задумался. Очнулся, когда ученик несмело коснулся его плеча и попросил умильно:
— Мастер, давай с тобою по-доброму, чтобы совсем без битья! А я, вот те крест, сам все буквицы выучу. Хочешь, сегодня ты будешь запорожцем, а я поляком?
— Ох, Пётр Иванович, тяжко с тобою без строгости… Ладно уж, застегни застёжки. Положи теперь на полку. Вот так. Добро, токмо лучше я сегодня буду Алёша Попович, а ты Тугарин Змеевич.
Через полчаса в светлицу заглянул Бажен, свежевыбритый, оживленный.
— Эй, суровый сын отецкий, что это ты на столе делаешь? Мастер Василий, свет мой, никак тебе опять помочь требуется?
— Мы, Баженко, урок уже выучили, да… А это игра такая. И не стол то, а горы Киевские, а над ними летает Тугарин Змеевич.
— Ага… Тогда я тебе, господин, помогу.
Бажен легко поднял откормленного Петюньку, сметанничка, к потолку и поносил его вокруг Васки, завывая и посвистывая.
— Слышишь, мастер, как урок свой закончите, к нам в клеть давай… Дело есть.
В клети было натоплено. Дым, стелясь под потолком, уходил в узкое оконце. Бажен сидел у печи на лавке, вертел в руках новые сапоги, примериваясь, какой из них разнашивать на правую ногу, а какой на левую. Томилка у окна рассматривал, склонив голову на плечо, разложенные на рогожке готовые уже, белые от последней доводки ручки и головки кукол.
— А, явился не запылился, Алёша Попович! Не хотел я при барчонке говорить, да только, похоже, теперь твой черед быть пороту, мастер… Видишь, готовы куклы. Томилка, что смог, сделал, а теперь твоя работа: расписать им рожи да руки. Краски все Томилка ещё осенью из Брянска привез, желтков здесь добудем… Сумеешь ли?
Васка, уставившийся зачарованно на белые лица кукол, медленно кивнул.
— А я, мастер, попрошу у любезнейшей барыньки подружку твою, Головешку, чтоб нам кукол обшила, завесь сотворила да и Томилкин мешок чтобы заштопала, где потребно.
— Она, Васкина зазноба, и не видала, небось, никогда Петрушки!
— Ничего, Томилка, покажем и расскажем! Погляди, Вася, краски и кисти. Коль не хватит чего, мне скажи. Я с барынькою в Брянск еду, заодно с локотным товаром на Петрушку смогу прикупить.
— А то и сам ты, малый, гони атаману деньгу, чтоб привез тебе платочек или бусы какие для девицы разлюбезной, ха-ха! — никак не хотел отстать Томилка.