– Я гарантирую, что с вами ничего не случится…
– Нет! Уходите!
– Минуту! Полина, послушайте. Он умирает, ему жить осталось несколько часов. Будьте гуманны…
– Очень хорошо, пусть подохнет!
– Знаете что? А давайте я вам заплачу. Хотите пятьсот долларов? Просто съездим туда и обратно. А?
– Нет, я сказала: я не хочу его видеть!
– Но вы же берете деньги, Полина… – сказал я как можно мягче.
– Да, я беру деньги, – ответила она спокойно. – Но к Кожуну я ни за какие бабки не поеду.
– Почему?
– Это мое дело. Все, уходите. У меня в три кастинг, я должна выспаться.
– Хорошо, дайте мне ваш паспорт.
– Зачем?
Но я не стал объяснять. Когда девушка выше вас на целую голову, это сначала смущает, а затем раздражает. Окинув взглядом ее уютное, с евроремонтом, однокомнатное гнездышко, я увидел на окне палево-розовые гардины, рядом с окном – софу и телевизор «Самсунг», в алькове – двуспальную кровать, покрытую розовым покрывалом, в пенале кухни – идеальный порядок, все белое – холодильник, плита, кофейник; а по другую сторону комнаты – трельяж и косметический столик. И на стене несколько огромных фотографий хозяйки – не эротических, а из каких-то дорогих женских журналов типа «Элит» или «Космополитэн». И на этих фото Полина была просто отпад – юная фея с картин Боттичелли…
Но я не стал рассматривать эти фото, а уверенно подошел к трельяжу, открыл косметический столик и тут же увидел то, что мне нужно – два паспорта, внутренний и зарубежный. Под ними лежал фирменный конверт «Эр Франс». Я взял оба паспорта и конверт.
– Не смейте! – бросилась ко мне Полина.
– Спокойно! Я из ФСБ. За сопротивление властям есть статья, ты знаешь? – Я открыл ее паспорт, пролистал. – Так, паспорт из Нижнего Новгорода, а московская регистрация кончилась три месяца назад. Ты тут живешь нелегально… – Я открыл конверт «Эр Франс», там был билет в Париж на послезавтра. – И ни в какой Париж ты не полетишь, мы тебе выезд за рубеж вообще закроем. – Я достал свой мобильник, набрал на нем какой-то номер и сказал в мертвую трубку: – Валерий Иванович, добрый день, это Чернобыльский. Пожалуйста, запишите для шереметьевской таможни: Суховей Полина Степановна…
– Не нужно, – устало сказала Полина. – Хрен с тобой, я поеду.
Я посмотрел на часы. Сколько отсюда до Склифосовского? По моим подсчетам, «мерседес» Кожлаева уже должен подъезжать к Малой Бронной. Но чтобы не стоять с Полиной на улице, я все-таки набрал номер Рыжего. И услышал:
– Чернобыльский, можешь расслабиться, он умер.
Я оторопел:
– Как умер?
– Ну, как умирают? – насмешливо произнес голос Рыжего, мне показалось, что я даже вижу его усмешку. – За родину, наверное… Короче, оставь себе аванс и отдыхай. Пока.
И он дал отбой.
Они пришли вечером – начальник ЖЭКа и какая-то дама лет тридцати, маленькая и черноглазая, как японка, но в дорогой шубке из темной норки и в черных сапожках из тонкой кожи, плотно облегавших ее кегельные ножки.
– Вы видите? – сказал ей начальник ЖЭКа. – Вода прошла отсюда по стволу электрического коллектора. Залила весь пол и стены – вот, обои еще сырые и паркет разбух. И просочилась вниз, там весь потолок посыпался…
– Хорошо, – сказала ему женщина. – Вы составили смету? – И повернулась ко мне: – Сколько, вы думаете, я вам должна?
Я понял, что это хозяйка верхней квартиры, и промычал:
– Ну, я не знаю… Нужно посчитать… – И посмотрел на начальника ЖЭКа, который делал мне большие глаза, явно предлагая слупить с этой дамы раза в три больше, чем стоил бы ремонт, и поделиться с ним наваром.
Но что-то в темных глазах этой дамы говорило мне, что лупить с нее не надо, нельзя.
– Не знаю… – повторил я.
– Приезжайте завтра, мы все подсчитаем, – тут же сказал ей начальник ЖЭКа.
– Завтра я не могу, – ответила ему дама. – У меня муж в больнице, я и сегодня заехала только на две минуты. Послушайте, – вдруг обратилась она ко мне, – вы пенсионер? Полковник ФСБ?
– Подполковник, – уточнил я.
– А вы не могли бы присмотреть за этими рабочими наверху? Муж в больнице, и у меня совершенно нет времени следить за их работой. А без присмотра… вы же знаете, как у нас работают. Я вам заплачу, не беспокойтесь.
– А что я должен делать?
– Ну, просто следить за ремонтом. А если вы понимаете в строительном деле… – Она посмотрела на часы. – Знаете что? Мне через десять минут нужно быть в больнице, а то врачи разойдутся. Вот моя визитка. – Она открыла маленькую черную сумочку, достала визитку и протянула мне. – Позвоните и приезжайте ко мне на работу, мы там все обсудим. И захватите с собой смету на ущерб, причиненный вашей квартире и квартире нижних соседей. Как вас звать?
Я посмотрел ей в глаза:
– А что с вашим мужем?
– К сожалению, инсульт.
Российский Промышленно-инвестиционный Банк
СОЛОВЬЕВА Инна Петровна
Заместитель председателя правления
Начальник юридической службы
Кандидат юридических наук
Москва, ул. Палиха, 46.
Тел. (095) 452 12 73. Факс (095) 452 12 79.
E-Maiclass="underline" solovyova@rpib.ru
Здание банка было новенькое, красно-кирпичное, семиэтажное, у входа в два ряда стояли «мерседесы», «БМВ» и импортные внедорожники. На гранитном крыльце дежурили крутоплечие охранники. Хотя на улице было по-прежнему всего плюс шесть или восемь, они были только в костюмах.
Впрочем, я тоже был не в зимнем пальто и даже не в куртке. Собираясь к Соловьевой, я привел себя в божий вид – побрился, извлек из шкафа свой единственный выходной костюм, надел белую сорочку и галстук. Конечно, в китайском плаще, финском костюме восьмилетней давности и с несвежим галстуком я все равно выглядел скорее милицейским дубарем, чем щеголем из ФСБ, но – I did my best, то есть я, как говорят американцы, сделал все, что мог.
– Вы к Инне Петровне? Чернобыльский? Идемте, я вас провожу.
Новенький лифт… ковровая дорожка на полу коридора… маленькая приемная с секретарем… небольшой, но дорого обставленный кабинет с видом на Палиху… телевизор, книжный стеллаж и стол, на котором в рамке с косой черной лентой – портрет сорокалетнего толстяка с залысиной и большими умными глазами.
Я изумленно посмотрел на Соловьеву. Только теперь я сообразил, почему она вся в черном – платье, лента в волосах и даже чулки.
– Да, – подтвердила она. – Он умер… вчера. Но вы садитесь. У меня есть четыре минуты, потом я должна ехать в Верховный суд, на процесс. Отменить я его не могу, поэтому я на работе, несмотря на смерть мужа… – Она заглянула в свой настольный календарь. – Павел Андреевич, правильно?
Я кивнул.
– Извините, я сразу к делу. Вы принесли смету вашего ущерба?
Я положил на стол бумагу, составленную и подписанную начальником и главным инженером нашего ЖЭКа. Хотя начальник ЖЭКа уговаривал меня слупить с этой Соловьевой тысячу долларов, я посчитал, что мой мелкий косметический ремонт (который я все равно делать не собираюсь) должен стоить две сотни, а у нижних соседей – от силы полторы.
Соловьева бегло глянула вниз страницы на «итого» и тут же открыла тумбу письменного стола, достала тонкую пачку новеньких пятидесятидолларовых купюр.
– Я вижу, вы не рвач, спасибо, – сказала она, отсчитала ровно 350 долларов и подвинула ко мне. – Но это не все. Я хочу попросить вас об одной услуге. Дело в том, что эту квартиру купил мой муж. Вообще-то мы с ним живем… то есть жили, за городом, в Пахре, у нас там дом. Но ему было долго ездить на работу, он был юрисконсультом гостиницы «Аэростар», это рядом. И когда подвернулась эта квартира возле работы, он ее взял так, на всякий случай. И рабочих тоже он нанял. Но теперь… Мне эта квартира не нужна, я буду ее продавать. Поэтому вот вам еще 150 долларов, рассчитайте этих горе-рабочих. Я, честное слово, не знаю, сколько мы им должны. Если не хватит, вы мне позвоните, хорошо? Только не завтра, завтра похороны. Ладно? – И она встала из-за стола, показывая, что спешит.