Выбрать главу

Абхаз замолчал, а я еще раз подумал, как мы с ним похожи - оба нищие, одинокие, старые и вышедшие в тираж, и оба держимся за свой последний шанс: он за «Ред старс», а я за поиски Полины Суховей. Если бы я был профессиональным писателем, как мечталось мне с детства, я бы написал о нем роман - бывший легендарный авторитет уходит из криминала, держит модельное агентство, влюбляется в своих пятнадцатилетних нимфеток, заботится о них, выводит их в космос модельного бизнеса, а они уходят от него, не сказав и спасибо…

Достав из кармана фото Полины Суховей, я положил его на стол перед Абхазом:

- Я ищу эту девушку.

Он взял фото, поднес к глазам так, как делают это близорукие, и сказал:

- Полина Суховей.

- Ты ее знаешь?

- Еще бы! Она из Нижнего Новгорода, ушла от меня года три назад. Нет, больше - три с половиной. А вчера появилась, ты просто везунчик. Зачем она тебе?

Я встрепенулся:

- У тебя есть ее адрес? Телефон?

- Ты не расслышал? Я спросил: зачем она тебе?

- Не для модельного бизнеса, - успокоил я его. - Но мне нужно ее найти.

- Она и не годится уже для модельного бизнеса, - усмехнулся Абхаз. - Она просила у меня работу, но я ей так и сказал, открыто: «Полина, модельный бизнес уже не для тебя. Поезд ушел!»

- И она не оставила тебе свой телефон? Адрес?

Наверное, в моем голосе прорвалось такое отчаяние, что Абхаз, допив остатки пива в кружке, поставил ее на стол и сказал:

- Знаешь, тогда, в камере, когда ты пырнул себя заточкой в живот, я все равно не поверил, что ты наш. Но ты это сделал, это было красиво, и я тебя зауважал, даже назвал своим братом. Скажи мне, зачем тебе эта Полина, и я тебе снова помогу.

Но я не мог рассказывать ему всю историю - про Кожлаева, про Рыжего… Я сказал:

- Знаешь, брат, вот у тебя есть «Ред старс», это твой последний шанс. А мой последний шанс - эта Полина. Больше я тебе ничего сказать не могу, такая у меня профессия. Хочешь - помоги мне ее найти, а не хочешь - я пошел. И я могу сам заплатить за свой шашлык и за пиво…

- Обижаешь? - усмехнулся он. - Абхазца обижаешь? Своего брата?

Я напрягся, я знал, что за этим может последовать. Легенда говорила, что в бешенстве молодой Абхаз мог действительно сразить любого тяжеловеса - и на ринге, и в зоне. Но Абхаз сказал миролюбиво:

- Ладно. Ты увидишь ее. Вечером приходи в «Вишневый сад».

Чем лечится русский мужик в беде, нищете или отверженности от шведского стола нашей демократии? Он лечится простым и универсальным средством - стаканом.

А чем лечится русская женщина в отверженности от этого же стола? Макулатурой. Ой, оговорился - книгой. Книгой, которая, как водка, может выключить из реальности и перебросить в другой мир и другую жизнь. Причем чем проще напиток и чем меньше сил нужно затратить на его усвоение, тем лучше. Именно это определяет небывалый рост потребления пива и женской детективной литературы в последние годы. Ушлые издатели давно ухватили эту тонкость, сколотили артели литературных негров, дали им звучные наименования вроде «Олимп» и приспособили под макулатуроварение, которое эти олимпийцы гонят с производительностью пивоваров «Amstel».

Впрочем, одной нашей нищетой массовый запой дешевыми детективами не объяснишь, поскольку при любом уровне достатка люди, помимо всего, любят просто влезать в чужую жизнь, подглядывать за ней в замочную скважину, в окно, в дырку в заборе. Точно такая же obsession, одержимость и искушение вызнать подробности чужой жизни, есть в нашей профессии. И пусть наши Агаты Кристи в милицейских юбках и Сименоны в армейских погонах подсовывают своим героям романтические идеалы служения отечеству и борьбы со злом - все это мура и демагогия; на самом деле эти олимпийцы просто наживаются на стремлении нищих забыть о своей нищете и на тяге обывателя заглянуть в чужую жизнь.

Чем больше в обществе нищеты, тем больше в литературе и на экране замочных скважин, через которые бедным показывают картинки из жизни удачливых и богатых, и утешают их тем, что богатые тоже плачут, - не зря самое большое количество сериалов делает нищая Мексика. И это прекрасно понимают наши производители сериалов, которые, впрочем, идут дальше мексиканских - теперь у нас, совсем как в советские времена, экраны всех государственных, полугосударственных и окологосударственных каналов демонстрируют не столько зрителям, сколько Кремлю, какая огромная борьба с преступностью разворачивается под мудрым руководством партии власти. Под этим предлогом за государственные деньги уже сделано больше фильмов о бандитах, чем за все семьдесят лет советской власти было сделано фильмов о коммунистах…

А на самом деле в моей профессии служение долгу, обществу, государству - это или третично, или вообще не существует. Зато…

Как клево, как сладостно, как почти сексуально это удовольствие постепенно вникать в чужую жизнь! Медленно и смутно, как недопроявленное фото в кювете фотолаборатории, стало теперь вырисовываться в моей голове хоть какоето подобие разгадки истории, которую я разматываю. Четыре или пять лет назад Полина - шестнадцатилетняя «Вицемисс Нижний Новгород», красивая и сияющая искушениями проснувшейся плоти, как шестнадцатилетняя Маргарита Терехова в фильме «Здравствуй, это я!», приехала завоевывать Москву и стала моделью в «Ред старс». На тех фото, что я видел в ее квартире на Патриарших и у ее родителей в Нижнем, она просто неотразима. Такой шестнадцатилетней дивой была, наверное, и Ева в раю, когда соблазнила Адама. И такой же сфотографировал ее Кожлаев в своей спальне. А затем, «года четыре назад», как сказала ее соседка в Нижнем, она родила мертвого ребенка. Таким образом, нетрудно предположить, чей это был ребенок. И если это действительно был ребенок Кожлаева, то понятно, почему Полина не хотела ехать к нему в больницу, сказала: «Пусть он сдохнет!» Там, в прошлом, была любовная драма или даже трагедия - мертвый ребенок, сломанная карьера модели… А Кожлаев, наверное, хотел перед смертью вымолить у нее прощение - самые заядлые преступники и даже убийцы перед смертью становятся порой сентиментальны.