– И ты докторам это тоже? – спросил Док Хокинс.
– Думаешь, я совсем рехнулся? – вырвалось у Клокера. – Они бы сразу усадили меня в комнату с мягкими стенами.
– Не позволяй этим мыслям одолеть тебя, – сказал Док. – Следует ожидать, что часть галлюцинаций еще сохранится на некоторое время, но постепенно ты избавишься от них. Я верю в твою способность различать выдуманное и реальное.
– Но все это было на самом деле! Если уж вы, парни, не верите мне, то кто поверит? Да ты пойми, ведь только так я могу вернуть Зельду!
– Конечно, конечно, – торопливо сказал Док. – Мы обязательно обсудим это, только в другой раз. Мне правда нужно бежать, я сегодня еще даже не приступал к своей колонке.
– Ну, а что ты скажешь, Ловкач? – с вызовом повернулся Клокер.
Ловкач Сэм, держа одну ногу на столе, с карандашом между пальцами, рассеянно рисовал на бумажной салфетке.
– У всех нас водятся подобные мысли, Клокер. Я во сне вижу себя с руками, и даже когда просыпаюсь, все еще не могу поверить, что их на самом деле нет. Я думаю, Док прав, когда говорит, что ты, рано или поздно, поймешь, где истина, а где вымысел, и это больше не смутит твой разум.
– Хорошо, – произнес Клокер, воинственно уставившись на Нефтяного Кармана. – Значит, и ты тоже считаешь, что моя история – фантазии чокнутого?
– Может быть, это матерые злые духи, может быть, добрые, – флегматично ответил тот. – Индейские духи, хотя… почему бы и не белые.
– Но я же говорю вам – они не духи. Они даже не люди. Они – с других миров, с другого края Вселенной…
Нефтяной Карман покачал головой.
– Индейские духи могут быть весьма хитрыми, Клокер. А если они не духи, то какой в этом здравый смысл?
– Послушай, разве ты не видишь, в каком мы все дерьме? – Клокер повернулся к остальным. – Иначе говоря, если вдруг вы упадете и случайно вывихнете сустав, то ни за что не станете его вправлять? Разве вы не хотите прекратить весь этот бардак?
– С удовольствием, мой мальчик, если бы мы могли, – сказал Док. – Однако что могут сделать отдельные люди или даже группы людей.
– Но, черт возьми, с чего-то же нужно начать? Сначала один, затем двое, и так далее, не успеешь оглянуться, и уже команда, политическая партия, целая страна…
– Другие страны? – спросил Баттонхол. – Ну, допустим, твоей истории поверят в Америке. И что дальше? Как убедить весь остальной мир присоединиться?
– Мы научим их, – в отчаянии объяснил Клокер. – Мы начнем здесь и будем распространять свои идеи повсюду. Не обязательно доносить их до каждого. Мистер Кэлхун сказал, что мне достаточно убедить хотя бы нескольких человек и дать понять им, что все возможно, и после этого я смогу забрать Зельду.
Док встал и обвел всех взглядом.
– Клокер, я полагаю, что говорю от имени каждого. Я заявляю, что мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь тебе.
– И, значит, расскажете другим людям? – с нетерпением спросил Клокер.
– Ну, это будет довольно…
– Тогда забудь об этом. Иди и строчи свою колонку. Увидимся, болваны… когда ядерный гриб расплывется над нашими головами!
Он выскочил из-за стола и затопал к выходу, пылая от гнева, даже позабыв оплатить счет, что было совершенно для него нетипично.
КЛОКЕР потерпел фиаско с со своим изданием, настолько ужасное, что затраты на печать даже не окупились: люди отказывались брать его листок. Тогда он изготовил плакаты и нанял людей в качестве ходячей рекламы, чтобы они ходили по городу с лозунгами напоказ. Он и сам выступал с резкими заявлениями на площади Колумба, где вся его аудитория разбежалась, посчитав его за какого-то очередного религиозного фанатика; он выступал на Юнион-Сквер, откуда его прогнали на Уолл-Стрит, а затем на Таймс-Сквер, где полиция требовала от него не мешать движению. Он послушно следовал, туда, куда ему указывали, выкрикивая свои призывы, и вспоминал, как он сам когда-то с насмешливым изумлением слушал тех, кто кричал о близости Судного Дня. Сейчас ему хотелось знать – возможно, они тоже были когда-то кататониками, отпущенными пришельцами. Но, как бы там ни было, никто не обращал серьезного внимания на их призывы, впрочем, как и на его воззвания.
Следующим шагом, по логике, должно было стать обращение с открытыми письмами к главам стран, к ООН, к аудитории виднейших газет. Но только некоторые из его писем были напечатаны. Да и те, в таблоиде Дока, который не придумал ничего лучше, как снабжать их комментариями читателей:
«…С чего этот сопляк решил, что все мы будем уничтожены? Если уж что-нибудь и случится, то только не в Бруклине!..»