Она пренебрежительно окинула меня своими бледно-голубыми глазами.
– Человек вашего возраста может оказаться с любой симпатичной девушкой, какую он захочет. Вы не старик.
– А вы пользуетесь краской для волос, – парировал я.
Она игнорировала мой выпад.
– Я давала объявление строго для стариков. Почему вы откликнулись на него?
Все произошло так внезапно, что у меня не было шанса воспользоваться методом Станиславского, чтобы почувствовать себя старым в присутствии красивой обнаженной женщины. Я даже не уверен, сработало бы это – она казалась совершенством.
– Мне очень нужна работа, ужасно нужна, – насупившись, ответил я, понимая, что это дешевая отговорка.
ОНА усмехнулась с еще большим презрением.
– У вас была работа, мистер Уэлдон. Вы были очень заняты, пытаясь узнать, почему больные слабоумные старики морят себя голодом до смерти.
– Откуда вы знаете? – спросил я, пораженный.
– Небольшое собственное расследование. Я также знаю, что вы не сказали вашему другу сержанту Пейпу, что собирались прийти сюда этим вечером.
Это верно. Я не чувствовал достаточной уверенности в том, что обнаружил, и не стал сообщать ему. И, глядя на револьвер в ее твердой руке, теперь жалел об этом.
– Но вам удалось разузнать, что это здание принадлежит мне, и что зовут меня Мэй Робертс, и что я дочь покойного доктора Энтони Робертса, физика, – продолжила она. – Хотите, чтобы я уже сама еще что-нибудь рассказала вам о себе?
– Я знаю уже достаточно. Меня больше интересует, как вы связаны с голодными смертями. Если бы вы не имели к ним отношения, вы бы не узнали о моем расследовании.
– Это очевидно, правда? – свободной рукой она достала из сумочки сигарету и зажигалку. Огромное зеркало позволяло мне видеть ее с обеих сторон, однако в данный момент ее прекрасное тело заботило меня меньше, чем револьвер. Я думал, как выхватить его. Но между нами было довольно приличное расстояние, и даже воспользовавшись зажигалкой, она не сводила с меня взгляда.
– Я не боюсь профессиональных детективов, мистер Уэлдон. Они предпочитают иметь дела только с фактами, но никто из них не отличается гибкостью ума. Мне не нравятся любители. Они слишком часто ломают голову. Они мыслят шире. И в результате, – ее бледные глаза холодно блеснули, красивый рот стал суровым, – у них оказывается больше шансов приблизиться к истине.
Мне тоже захотелось курить, но я не решался потянуться за трубкой, лежавшей в пиджаке.
– Может быть, я и близок к истине, мисс Робертс, но я не знаю всех дьявольских подробностей. Я до сих пор не понимаю, как вы связаны с полоумными стариками и почему они голодали, имея деньги. Вы можете отпустить меня, ведь у меня нет ничего на вас.
Она мельком взглянула на свое тело и впервые по-настоящему рассмеялась.
– Скорее, нет ничего на мне? К сожалению, вы знаете, где меня искать, и можете уговорить сержанта Пейпа явиться с ордером на обыск. Конечно, ему нечего будет предъявить, но это доставит некоторое беспокойство. А мне этого не нужно.
– И что же делать?
– Вы хотите знать о моей связи с больными стариками. Я объясню ее вам.
– Как?
Она опасно взмахнула револьвером.
– Развернитесь к стене и стойте так, пока я буду одеваться. Только попробуйте повернуться, прежде чем я скажу, и я вас пристрелю. Попытка ограбления, незаконное проникновение в чужой дом, сами понимаете. Возникнут небольшие неудобства, в связи с расследованием… но это будет сущая ерунда, по сравнению с неудобствами для вас.
Я УТКНУЛСЯ лицом в стену, ощущая в животе плотный, болезненный комок страха. Пока я только лишь знал, что старые люди, как-то связанные с ней, умерли от голода. Я не был стар, но это ничуть не утешало. Она казалась самой хладнокровной, расчетливой, смертельно опасной женщиной, которую я когда-либо встречал. Этого одного было достаточно, чтобы напугать меня до чертиков. И главная проблема состояла в том, что эта дамочка способна на все.
Я слышал шорохи одежды за спиной, хотел сделать выпад с оборотом и наброситься на нее, воспользоваться тем, что она могла в этот момент возиться с пояском для чулок или надевать бюстгальтер, чему явно помешал бы револьвер. Но это казалось равносильным самоубийству, и я тут же передумал. С какой-нибудь другой женщиной этот трюк бы прошел, но не с ней.
– Все, – сказала она, наконец.
Я повернулся. Она была одета в рабочий комбинезон, который выгодно подчеркивал изгибы ее тела. Рыжие волосы были спрятаны под косынкой, что делало ее похожей на фабричных работниц времен войны. Опасность исходила бы от нее и без оружия в руке и строгого выражения лица. Сейчас же казалось, будто она собирается принести в исполнение смертельный приговор.