Все равно было обидно.
И портрет в Хогвартсе так и не повесили…
— Чего грустим?
На стул рядом упал Стивен с бутербродом в одной руке и папкой в другой. Кружка кофе, парившая перед ним, опустилась на стол, расплескав пару капель. Даниэль посмотрел на Стивена укоризненно и подвинул блокнот.
— Я не грущу, — сказал Гарри. — Я смакую котлеты. Очень вкусно.
— Отлично.
Стивен положил папку, отхлебнул кофе и хлопнул себя по лбу. Вытащил явно маггловский пузырек, вытряхнул на ладонь капсулу, закинул в рот и запил глотком кофе.
— Желудок, — пояснил он, заметив взгляд Гарри. — Мне вообще-то кофе нельзя. Но как же я без кофе?
Он отпил еще, вгрызся в бутерброд и, жуя, раскрыл папку. Достал два листика и сунул Даниэлю с Гарри.
«Мажика» — стояло вверху листка. «Абстракты номера за 12 октября 1998 г. Третья страница».
Еще не вышедший номер. Почему такая спешка?
Отчеркнутая статья была на листке последней.
«Заключение совместной экспертной комиссии университетов Гейдельберга, Оксфорда и Праги о влиянии маггловского строительного проекта в районе Шпреебоген, Берлин, на анклав Гриндельвальда-Шпеера. Краткий вывод: анклав будет полностью и необратимо изолирован к завершению строительства». Дальше шло про закон Иваны Хунтик, уточнения Джона Лестера или Лейчера… Гарри проглядел абстракт до конца, почти ничего не понял и отложил копию.
Даниэль еще внимательно читал, приблизив лист к глазам. Стивен пил кофе.
— Что это значит? — негромко, чтобы не слишком мешать Даниэлю, спросил Гарри. — Библиотека исчезнет?
— Нет, — пожал плечами Стивен. — Но попасть в нее будет нельзя. И выбраться тоже. Будет эвакуация… Да не пугайся так, магглы только начали, у нас еще года три в запасе, хватит за глаза.
Какая разница, сколько в запасе? Если через три года здесь не будет библиотеки, и никто не полетит на метле за книжками. Никто, никогда. И коврики эти смешные станут не нужны, и каталог. И солнце вместо нацистского купола. Если все опустеет и умрет?
Так нечестно.
— Как этому можно помешать? — спросил Гарри.
Стивен усмехнулся и легонько ткнул его в плечо кулаком.
— Наш человек! Слышишь, Даниэль! Наш человек, вот это правильный настрой!
— Толку с него будет немного, — сказал Даниэль, опуская листок. — Ты спорил с профессором по поводу статьи?
— Ну конечно же! Вы подумайте, Гриндельвальд создал анклав, изменил его…
— Перенес точку входа! — воскликнул Гарри, внезапно понявший, к чему клонит Стивен. — Мы должны сделать так же!
Стивен посмотрел на него с веселым удивлением, а Даниэль поморщился.
— Мы? Очень нескромно, мистер Эванс.
Разве? Гарри полагал, что вполне реалистичен.
— Но в целом верно, — сказал Стивен. — Переносить-то будем не мы, понятное дело, нас на такое никак не хватит. Но мы можем расшифровать тридцатую тетрадь. Загадка анклава, несомненно, там.
— Если он ее вообще записал, — сказал Даниэль.
— Знаешь, Дэнни, вот что мне в тебе нравится, так это твой безбрежный оптимизм.
Даниэль, к удивлению Гарри, хмыкнул и совсем перестал походить на профессора Снейпа.
— Должен же кто-то тебя уравновешивать. Что сказал профессор?
— Ну ты же знаешь, как он относится к тридцатой тетради.
— Как? — спросил Гарри. Как можно вообще «относиться» к тетради?
— Что ты по моему списку успел? — вместо ответа спросил Стивен.
Гарри рассказал. И, похоже, Стивена приятно удивил.
— Ну тогда ладно. К слову, вернемся с обеда, прочитай его статьи. Даже если не поймешь, в чем вся соль, будет понятнее, на что обращать внимание. Значит так… Великая Идея нашего профессора в том, что когда Гриндельвальд увлекся эсперанто — а это доказано, кстати, оглавление двадцатой тетради на нем написано, оно частично расшифровано… Так вот, Идея в том, что Гриндельвальд изобрел свой язык и последующие тетради писал в том числе и на нем. «Теория опознания шестого языка» называется. Но в 95-м теорию понадкусали.
— Это та статья про гэльский? — вспомнил Гарри.
— Точно! Хорошая статья, только все примеры из тридцатой тетради. И, похоже, автор-то прав. Вы только профу не говорите, он меня изгонит с позором.
— Профессор Кольбе не любит, когда студенты теряют время с тридцатой тетрадью, — добавил Даниэль меланхолично.
— Именно. Но он тем не менее согласился. Ты представь, что будет, если получится!
Даниэль скривился. Видимо, от радужных перспектив.
— Вся группа займется тридцатой тетрадью?
— Кроме Тео и Джона. Тео сидит на оглавлении двадцатой и с него не слезет, пока кто-то из них не падет смертью храбрых. Ничто не сдвинет Тео, даже апокалипсис. А у Джона — его сквозной растительный код. Хорошая идея, пригодится.
— Он как раз вчера брал тридцатую.
— Лентяй, — радостно сказал Стивен. — Там растений-то по пальцам пересчитать. Ничего, поделится. У него с пятой по восемнадцатую не описаны вообще, найдет, чем заняться.
После обеда Гарри вернулся к статьям и книгам. Напроситься посмотреть на обрадованного известием Джона хотелось, но обоснования для этого желания Гарри не придумал даже для себя, не то что для Стивена. Лишь чуть позже, когда Гарри уже открыл «Мажику» за 1989 год, ему пришло в голову, что можно было и не объяснять ничего. Он имел полное право пойти вместе со всеми в комнату группы. В конце концов, поглядеть на дневники ему тоже хотелось. Ничего. Почитает и слетает посмотреть. Сегодня все собирались уйти рано, около четырех, и Гарри настроил кусалку в часах на три.
Статьи, как оказалось, Стивен пересказал гораздо понятнее (и короче), чем они были написаны. После первой Гарри заполнил три страницы блокнота непонятными словами и определениями, но вторая пошла легче. Страниц на нее ушло только полторы, и треть объема — из-за биографии профессора Кольбе, чересчур кратко изложенной в начале статьи.
Профессор «Гдлбрг. ун.», 46 года рождения, «Дрмштнг.» — это было понятно: Гейдельбергский университет, учился в Дурмштанге. Но что такое «маг. Кр. Капелла», в которой состояла его мать во время войны? А «Дахау», в котором содержался его отец-сквиб? И как этот неназванный отец смог успешно аппарировать оттуда во взрослом уже возрасте, в 44-м? И как ему удалось не расщепиться, а попасть в дом матери Кольбе? И что такое «РАФ», который Кольбе поддерживал в 1968–1972? Что-то серьезное, если его исключили из Гейдельберга за год до диплома и восстановиться он смог только пять лет спустя и на первый курс. Он что, был кем-то вроде Пожирателя?
Вряд ли. Но надо узнать. На всякий случай. Постоянная бдительность — штука полезная.
К трем Гарри успешно дочитал статью про гэльский, исписал еще три страницы блокнота и, чувствуя себя героем, закрыл «Мажику». Часть журналов можно было уже сдать, но он решил разобраться завтра. Сложил книги стопками и накрыл заклинанием «взято» со своим маяком, чтобы найти было проще.
Затолкнул в рюкзак копии статей «почитать вечером», подумав, что надо бы об этом написать Герм, вскинул рюкзак на плечо и вскочил на метлу. Работа закончилась, теперь полетим смотреть интересное.
Группа была в сборе, только профессор уже ушел. Оксфордские за своим столом сидели хмурые, на их столе лежали три большие тетради в кожаном переплете с красными кругами на карточках каталога, еще одна была раскрыта: на развороте цвел чертополох, Гарри видел цветы, даже не приглядываясь. Оксфордские же разглядывали листы без переплета и о чем-то тихо разговаривали.
Гарри прошел мимо, к столу Стивена и Даниэля. На столе громоздились книги и бумаги, на половине Даниэля — аккуратными башнями, а со стороны Стивена — холмами и волнами. Стивен услышал шаги Гарри, поднял голову от записей.