— Что же купец?
— Сначала сто рублев ей отдал, чтобы помиловала, а потом затосковал, затосковал, что его баба обидеть могла, пить стал, повихнулся в уме, а теперь на цепи сидит. И ведь какой купец-то! Никому спуску не давал. Домашние все в синяках ходили и по чуланам от него прятались. Вот поди ж ты! На медведя один ходил, а тут от бабы сгинул.
— Мороженое хорошее! Господа посадские! Кто взопрел? Подходите! Угощу прохладительным! — выкрикивает мороженщик.
Около него стоят два мастеровых мальчика и лакомятся, слегка подувая на стакан с мороженым.
На балконе каруселей старик с льняной бородой свистит на рукавице под звуки оркестра. Против него пляшет молоденькая нарумяненная девушка в тирольском костюме и в серых шерстяных перчатках. Внизу опять гогочущая толпа. Меломаны поощряют танцорку, кидая в нее ореховой скорлупой и огрызками пряников.
— Эх, девушку-то жалко! — сострадает внизу сердобольная душа. — Такая из себя любовная и вдруг в эдакое ремесло пошла!
— Известно, подпивают! С трезвых глаз актеркой никто не сделается! — откликается другой. — Как хмель мало-мало отойдет, ей опять на каменку поддадут. Вот она и не может опомниться.
— А есть иные из ихней сестры и в люди выходят!
— Редко. А впрочем, года два назад тут одна черномазенькая ломалась. Из лица, что херувим. Пришел мясник один богатеющий на каруселях покататься. Увидал ее — тут ему смерть пришла! Сейчас это ее в свою шубу лисью завернул и домой. Теперь на конях катается. Дом ей каменный за Нарвской заставой подписал!
— Блины с пылу! Блины с жару!
— Сбитень горяч! С молочком, с перечком угощу! Господа нагольные купцы, поддержите коммерцию! — выкрикивает сбитенщик.
— Братцы, смотрите, драка! — раздается возглас.
— Где? Где?
Толпа отхлынивает от представления и бежит созерцать любимое русское зрелище.
1906