— Вот, — говорил Дегтярь, — скоро немцы придут, станем мы с тобой, Леша, воевать, а пока врага нет, опытный солдат всегда заправится хорошенько, чтобы плотность в теле была.
Я подошел к окну. Внизу лежал школьный сад, спорт-площадка с шведской стенкой, турником и «гигантскими шагами», река, неширокая и спокойная, маленькая деревянная пристань, которую мы, школьники, построили для лодок. Железная дорога вдалеке, за нею кирпичные здания станции, дальше небольшой поселок, сад, шоссейная дорога, приземистые круглые башни нефтехранилища, правее большая деревня с несколькими каменными зданиями в центре, силосные башни, склады — все это было мне знакомо до мелочей. Сколько раз во время урока, зазевавшись на проходящий поезд или на машины, катящиеся по шоссе, я слышал резкий голос преподавателя математики: «Что, Федичев, за окном что-нибудь интересное? Может быть, ты пойдешь туда, посмотришь? Чего ж тебе сидеть в классе?»
Сейчас над избами не поднимался дым, по шоссе не катились машины и поезд не полз по рельсам. Только над круглыми приземистыми башнями нефтехранилища поднимался огромный столб дыма. Было безветрено, и дым уходил высоко в небо и казался почти неподвижным.
— Между прочим, — продолжал Дегтярь, — школьникам очень полезно наблюдать такие события.
Я вышел из класса, спустился по лестнице и нашел маленькую дверь в подвал. У двери сидел часовой. Я узнал Малышева. Он, видимо, не привык еще к новым своим обязанностям и находился в философском настроении ума.
— Ты, Леша? — спросил он, не удивившись. И добавил рассеянно: — Вот и до нас дошли. Приходится воевать, понимаешь.
Я прошел мимо него, и ему даже не пришло в голову, что меня следует задержать. В подвале горела электрическая лампа, стояли письменный стол и несколько кроватей. На двух кроватях спали какие-то люди, я не успел рассмотреть, кто они. На столе была разложена карта, над ней склонился Богачев и маленький, по плечо Богачеву, человек в генеральском мундире. Сухой рукой он водил по карте.
— Вот здесь, — говорил он, — расположился майор Тутуров. У вас уже телефонная связь о ним есть?
— Есть, — сказал Богачев, — я сейчас говорил с майором. Вы не введете меня в обстановку?
Генерал чуть заметно пожал плечами.
— Какая обстановка! Бои! Вдоль всей этой линии. Мы всюду отходим, но покуда прорывов нет.
— Еще нигде не задержан противник? — спросил Богачев.
— У железнодорожного моста как будто удалось приостановить продвижение противника. Сейчас там вступает в бой свежая часть.
— А на левом фланге? — спросил Богачев.
— Мы отдали десятый разъезд. Я приказал удерживать товарную. Там хорошо воюет четыреста пятьдесят пятый. Через час его придется сменить. Вернее, заменить. Через час там останется мало народу. Отсюда к Старозаводску отходит майор Ермошин. Вы видите эту линию? Это последний рубеж. Если сегодня мы на нем не задержимся…
— Понятно, — сказал Богачев.
— Теперь взгляните сюда, — продолжал генерал, — вероятно, немцы попытаются форсировать реку. Место предугадать трудно. Может быть, это будет у излучины, а может быть, там, у городского сада.
Генерал помолчал, разглядывая карту, и поднялся.
— Ладно, — сказал он, — желаю успеха.
Он козырнул и пошел к выходу. За ним пошел Богачев, а за Богачевым я. Втроем мы прошли мимо неуклюже вытянувшегося Малышева и вышли на парадное крыльцо школы. У крыльца стоял «Зис». Адъютант открыл дверцу, Литовцев сел, козырнул еще раз, и машина, сразу набрав скорость, исчезла за поворотом. Богачев закурил папиросу, и тут впервые его глаза остановились на мне.
— А ты что здесь делаешь? — спросил он строго.
— Я пришел в батальон, — сказал я не очень уверенным голосом.
— Иди, иди, мальчик, — сухо сказал Богачев, — некогда тут в игрушки играть с тобой. — Потом он внимательно посмотрел на меня и добавил: — Что-то лицо твое мне знакомо. Как твоя фамилия?
— Федичев.
— Младший сын Алексея Николаевича?
— Да.
— Ах, вот что. Ты, что же, к отцу пройти хочешь?
Это было лучше, чем ничего. Я подтвердил, что хочу к отцу.
— Ладно, — сказал Богачев, — пойдем, я сейчас к нему на батарею иду.
Он зашагал, не обращая на меня больше внимания, а я шел за ним, воображая себя почти его адъютантом и, во всяком случае, лицом, ответственным и серьезным. Мы обошли здание школы и прошли мимо спортплощадки, между двумя березами, вниз к реке. Над берегом в земле извивались траншеи. Ломаная их линия уходила далеко в обе стороны. Ее можно было проследить по свежевырытой земле. Вдоль траншеи расположились бойцы. Они сидели группами, свесив вниз ноги, и рядом с ними лежали винтовки. Удивительно не по-военному выглядели бойцы нашего батальона. Пиджачки, пестрые галстуки и кепки казались очень странными на передовой позиции. Мы подошли к одной из групп. В центре ее, смущенно улыбаясь, сидел Лопухов, и все смеялись над ним. Богачев спросил, в чем дело. Оказывается, Лопухова «разыграли», сказав, что всем выдали по поллитра водки и по банке шпрот. Лопухов, обиженный тем, что он ничего не получил, пошел объясняться и был с позором изгнан.