Темная дорога под звездным небом
Мы привыкли видеть над собой небо. Мы видим его голубым, серым или черным, полукруглой поверхностью, по которой проходит солнце, ползут облака, на которой мерцают звезды. И очень редко чувствуем мы третье измерение неба — глубину. Никогда еще я не ощущал ее с такой ясностью, как в тот вечер, когда, поднявшись по лестнице, я стоял в саду и, подняв голову кверху, изнывал от тоски, горя и одиночества.
Неба не было надо мной. Была бездонная даль, пустота, бесконечность, пространство. Я впервые увидел, что звезды совсем не рассыпаны по черной поверхности, — что одни из них ближе, другие дальше, третьи так далеко, что их с трудом можно заметить.
В темном саду Дома инженеров звучали обрывки приглушенных разговоров, неожиданный смех, шаги на гравии дорожек. Как будто кончилось гуляние, и погасили свет, но не расходятся последние гуляющие, не могут расстаться с прохладной осенней ночью. За кустом вспыхнула на секунду спичка, осветились два лица, и, когда спичка погасла, остались мерцать в темноте два огонька папирос. Я обошел дом и через открытую калитку вышел на шоссе. В темноте рядом со мной шли и разговаривали люди. Я не разбирал слов и не узнавал людей. Как будто издалека, отделенный пустым пространством от всего остального мира, видел я движение черных теней, слышал я непонятные мне слова. Поэтому я не заметил, что людей вокруг меня становилось больше и больше и я оказался в центре толпы.
Чья-то рука взяла меня за плечо.
— Володя! — Старушечье лицо вплотную приблизилось к моему лицу. — Ох, голубчик, прости — обозналась. — Старуха прошла дальше, и при неясном свете звезд я увидел, что много людей шло по дороге, вглядываясь во встречных и неуверенно окликая их. А навстречу женщины вели под руки медленно шагающих мужчин и говорили с ними успокаивающими, ровными голосами. Матери, жены, отцы и дети выходили встречать сыновей, мужей и отцов.
— Кузнецова, Кузнецова! — неслось по дороге. — Где Кузнецова? — спрашивали рядом со мной. — Только что была здесь. Кузнецова! Где ты там?
И вот люди стали расступаться. И стремительно между двумя шеренгами молчаливых людей прошла, почти пробежала женщина.
— Где? Где? — спрашивала она, и в голосе ее были слезы.
— Сюда, — объясняли ей. — Ах, господи, ну куда ты пошла?
Две девушки-дружинницы вели под руки высокого человека, который медленно переступал ногами и порой покачивался от слабости. Кузнецова так растерялась, что, стоя совсем рядом с мужем, кинулась к чужому человеку, какому-то старику, который испуганно забасил:
— Что ты, что ты! Какой я Кузнецов, — я Ветошкин.
В толпе засмеялись, а Кузнецова в это время уже нашла мужа. Она подбежала к нему и тоже засмеялась и сказала сквозь слезы:
— А я-то тебя все ищу.
Одна из дружинниц отошла, и Кузнецова взяла мужа под руку.
— Я-то тебя все ищу, — повторила она, еще не понимая, о чем нужно спрашивать.
За ней стоял мальчик лет десяти и так, наверное, волновался и стеснялся, что не мог слова сказать. Он подходил к отцу то с одной стороны, то с другой и, наконец, пристроился рядом с матерью. Кузнецова вспомнила самое важное, что надо было ей выяснить.
— Сильно ранен? — спросила она. — Куда? В ногу?
— Пустяки, — ответил Кузнецов. — Выше колена. Через неделю выздоровлю.
— Ну, ну, — сказала Кузнецова и всхлипнула. — Ну, ну. А я-то все передумала.
Вторая дружинница, заметив мальчика, спросила его — сумеет ли он вдвоем с матерью довести отца до дому. И когда Кузнецова ответила, что сумеет, дружинница сказала, что пойдет обратно, потому что может еще понадобиться.
— Да, да, — сказала Кузнецова. — Иди, иди, голубушка. — И почему-то поцеловала ее. И жена и сын повели отца, и разговаривали с ним, и я не слышал слов, но слышал в голосах и смех и слезы. И они исчезли в темноте.
А уже дружинницы вели под руки новых и новых людей.
— Кого ведете? — спрашивали в толпе.
— Алексеенко, — говорила дружинница.
— Алексеенко, — повторяли встречавшие, — Алексеенко ведут.
— Где? где? — раздавался женский голос. — Сеня, ты? — И снова женщина бросалась к чужому человеку. И, наконец, она находила мужа, и дружинницы передавали ей его с рук на руки. И дети стояли вокруг и молчали. И семья за семьей уходила в темноту. И все новых людей под руки выводили дружинницы.