Против нововведений, показавшихся И.М. Висковатому заимствованиями с Запада, и выступил дьяк на соборе, осудившем М. Башкина. Дело, однако, вскоре приняло неожиданный оборот. И.М. Висковатый сам стал обвиняемым. Об этом свидетельствует определение церковного собора, данное «диаку Ивану Михайлову... к его душевному исправлению» за то, что он в течение трех лет «от своего мнения о тех святых честных иконах сомнение имел, и вопил, и возмущал народ... в соблазн и поношение многим». Иными словами, И.М. Висковатый приходил в Благовещенский собор и обращался к собиравшимся там людям с обличениями, стараясь как можно более возбудить общественное мнение против еретиков. Слишком ревностный поборник православной старины, И.М. Висковатый был резко одернут самим митрополитом Макарием.
Не убоявшись грозного тона, Висковатый подал митрополиту пространную «Исповедь» с изложением своих сомнений. Дерзкий дьяк, впавший, по словам Сильвестра, в «бесстыдство», потребовал, чтобы его «список был освидетельствован» священным собором, т. е. хотел быть выслушанным и получить официальный ответ. 14 января 1554 г. И.М. Висковатого на три года отлучили от церкви. В первый год он должен был стоять около храма, каяться и просить входивших в храм помолиться за него; во второй – входить в церковь только для слушания Божественного писания; в третий – находиться в церкви, но без права принимать причастие.
Довольно грубо ему предписывалось «ведать свой чин» и не воображать себя «головой», будучи «ногой». Однако, несмотря на близость митрополита Макария и Сильвестра к царю, И.М. Висковатый открыто выступал против них целых три года. С некоторыми его замечаниями церковный собор согласился и приказал в соответствии с ними исправить иконы. Служебное положение И.М. Висковатого осталось прежним. Не исключено, что сам царь покровительствовал ему, поощряя противостояние Макарию, Сильвестру и Избранной раде.
Иван IV давно уже тяготился опекой Избранной рады и нуждался в новых советниках. Вероятно, именно поэтому 9 февраля 1561 г. он пожаловал И.М. Висковатого званием «печатника» (хранителя государственной печати), назвал его «своим ближним и верным думцем». С этого года И.М. Висковатый в дипломатических документах именовался печатником и дьяком. Немец-опричник Г. Штаден свидетельствовал: «Кто получил свою подписную грамоту, должен идти к Ивану Висковатому, который хранил печать. Человек он гордый, и счастливым мог почитать себя тот, кто получал от него грамоту в течение месяца».[165] Перед нами, таким образом, законченный портрет державного правительственного сановника с манерами истинного бюрократа.
Другому современнику этих событий принадлежали следующие беспощадные слова о царе и его ближайшем помощнике И.М. Висковатом: «Секретарь тирана и заместитель казначея».[166]
Правая рука царя, И.М. Висковатый неоднократно произносил речи от его имени. Так, в 1561 г., когда шведы просили о частичном изменении практики обмена посольствами между Москвой и Стокгольмом, он говорил: «То дело надлежит тягостнее свыше всего, что прародителей своих старина порушити».[167]
Итак, несмотря на внешнее благополучие, положение И.М. Висковатого не было безоблачным. После возвращения из Дании в ноябре 1563 г. он постоянно назначался царем в состав боярских комиссий для переговоров с иностранными послами, но практически не занимался делопроизводством Посольского приказа. Во время пребывания И.М. Висковатого в Дании дьяк А. Васильев назывался «царского величества думным дьяком» и оставался таковым в дальнейшем. Таким образом, летом 1562 г. дела посольского дьяка фактически перешли из рук И.М. Висковатого к А. Васильеву, который до того времени исполнял обязанности его помощника. Однако И.М. Висковатый оставался советником царя.
Какое место в сложное для страны время – в 1560-е гг. – занимал И.М. Висковатый, какова была его общественная и гражданская позиция? Документальных свидетельств о его деятельности по возвращении из Дании очень мало. Известно, что он, А. Васильев и ставленник Захарьиных Н. Фуников, стоявший во главе финансов Казенного приказа, держали в своих руках важную приказную документацию. Для оправданий опричных репрессий необходимы были официальные документы, компрометировавшие влиятельных лиц государства. Государственный архив с момента образования Посольского приказа находился в ведении думного дьяка. И.М. Висковатый, приставленный к посольскому делу в течение 20 лет, прекрасно ориентировался в фондах архива и, вероятно, мог оказать определенную помощь в подборе материалов.