Забайри услышал далекий взрыв и понял, что русские нашли базу. Угрызений совести он не испытывал. Главное, что он сам остался жив. Жертвовать собой ради людей, с которыми он провел последние пять лет? Забайри не чувствовал к ним никакой привязанности. Сегодня, чтобы выжить, ему пришлось пожертвовать их жизнями. Если бы снова возникла такая ситуация, Забайри поступил точно так же. Он давно понял, что всё имеет смысл только в том случае, если ты жив.
Собрав обрывки упаковки от перевязочного пакета и шприцы, он спрятал их в карман. Потом внимательно проверил, не оставил ли каких–нибудь следов, и спустился вниз — в широкий овраг. Пройдя по нему метров двести, Забайри снова стал подниматься вверх. Через час силы оставили его. Он сидел, прислонившись к дереву, и тяжело дышал, не в силах пошевелиться. С этого места открывался вид на поляну, где остались два мертвых тела. Забайри решил подождать, пока русские уйдут, а после этого попытаться добраться до базы. Там был схрон с медикаментами и еще кое–что очень важное, о чем, по–видимому, теперь знал только он, и это оставлять в лесу было нельзя.
Солнце клонилось к закату. Дрогнули ветки кустарника и из леса вышли спецназовцы. Они остановились, оценивая обстановку, а потом, рассредоточившись, стали приближаться к месту, где лежали тела их товарищей. Обнаружив их, бойцы какое–то время стояли и совещались. Вскоре двое пошли по кровавому следу. Через минуту они вернулись, вероятно, поняв бесперспективность поисков. Бойцы взвалили тела убитых на плечи и скрылись в лесу. Теперь можно было попытаться дойти до базы. Забайри сделал себе костыль из ветки и, осторожно ступая, отправился в путь сквозь стремительно накрывающие лес сумерки.
Горец стоял перед командиром батальона с опущенной головой, ожидая, когда хозяин кабинета закончит читать его объяснительную. Майор Смирнов был мужиком справедливым и, если бы не его склонность к употреблению горячительных напитков внутрь, он бы сделал отличную карьеру. Пил комбат не часто, но имел дурную привычку по пьяной лавочке высказывать вышестоящему руководству всё, что он, майор Смирнов, о нём думает. Лестного в его мыслях о командирах было мало.
Закончив читать объяснительную, комбат встал, обошел свой стол и сел на его край.
— Видишь, как у тебя всё складно получается: ты молодец, а Рязанов — разгильдяй и злостный нарушитель дисциплины. Только вот что я тебе скажу. Конечно, разгромили вы базу геройски, ничего не скажешь. Хоть сейчас дырочки под награды сверли. Но вам никто такую задачу не ставил. Вы кто? Вы разведчики! Взяли связного, а дальше не ваша забота. Базу бы без вас разбомбили.
— Это вряд ли, Александр Анатольевич, мы блиндаж сотней в тротиловом эквиваленте поднять не смогли изнутри, а сверху тем более…
— Я тебе слова не давал. Это, во–первых. Во–вторых, ты оставил двух молокососов охранять матерого бандита. И теперь мы имеем два двухсотых, один из которых, сам знаешь, чьим был сыном и чьим крестником, — при этих словах майор многозначительно посмотрел на потолок. — Я его тебе доверил как самому надежному своему командиру. А ты… Ты что, считаешь, что двадцать или даже тридцать бандитов стоят жизни двух бойцов спецназа ГРУ?
Горец молчал. Оправдываться было бесполезно. Всё, что он хотел сказать, он написал в объяснительной, которую на его глазах кобмат опустил в шрёдер.
— Объяснительную перепишешь. Парни погибли в бою, мужественно пресекая прорыв превосходящих сил бандитов.
— Александр Анатольевич…
— Напишешь–напишешь. Как миленький. Если хочешь служить дальше. Правда, здесь твоя служба закончилась, потому что генерал даже слышать твою фамилию не хочет. Сказал вышвырнуть тебя, как щенка за ворота. Как благодарного щенка, в отношении которого не возбудили уголовное дело, хотя могли бы.
— Разрешите идти?
— Не разрешаю. Я твоих заслуг не забыл и о твоей судьбе уже позаботился. Переведем тебя в фсбшный спецназ в Ингушетию. Там как раз дикий некомплект. Продолжишь службу в том же звании, но должность уже будет, сам понимаешь, не руководящая. Оно и к лучшему. Рапорт, который на твое награждение был подготовлен, его, естественно, завернули. Сейчас для тебя главное — не отсвечивать и тихо перевестись без шума и пыли. Иди.