В городах жили выходцы из разных областей Руси — русских и нерусских. Достаточно обратиться к истории Киева, чтобы убедиться в том, что кроме славяно-русского населения там проживали представители разноплеменной Хазарии, свои дворы имели варяги, в центре города был двор Чудин, принадлежавший, вероятно, выходцу из земли эстов. В Новгороде жили чудь, водь, ижора, временами — много варягов. В Ростове Великом был Чудской конец, где до XIV в. стоял каменный идол.
Когда Олег из Новгорода пошел на Киев, в его войске были словени, кривичи, чудь, меря и весь, а его войско для похода «на греки» состояло из четырнадцати «племен», русских и нерусских. Словени, кривичи и чудь находились в новгородском войске Владимира Святославича.
В города-крепости, поставленные Владимиром на южных рубежах Руси, были поселены люди не из соседних, а из северных областей: «От словен и от кривич, и от Чуди, и от вятич, и от сих насели грады, бе бо рать от печенег». При раскопках курганного могильника около одного из Владимировых «градов» — Гочевского городища — было найдено детское погребение с чудскими, финно-угорскими вещами. Это следы людей, которые пришли сюда с далекого Севера.
А позднее, когда начало укрепляться феодальное землевладение, войны внутри Руси и вне ее сплошь да рядом сопровождались захватом «полона», который поселялся на новых землях. И такая инфильтрация населения продолжалась столетия.
Огромное значение в процессе образования древнерусской народности на поздних его этапах сыграла та значительная подвижка населения с юга на север, которая была вызвана нарастающей активизацией кочевников-половцев в XII в. Вскоре и центр Руси переместился из Среднего Поднепровья в Залесье, в Ростово-Суздальскую землю.
Не следует думать, что сложение древнерусской народности полностью завершилось сразу после образования Древнерусского государства. На первых порах средневековья народность являлась общностью весьма относительной: еще долго сказывалось своеобразие ее компонентов. Не только языковые особенности, связанные с древними диалектами различных славянских группировок и неодинаковым неславянским субстратом, не только специфические черты культуры, бытового уклада и религиозных представлений, унаследованные от прошлого, но и конкретные особенности в развитии общественного строя и различные хозяйственные традиции в первое время так или иначе отличали друг от друга отдельные части формирующейся древнерусской народности. Поэтому древнерусское население далеко не сразу стало воспринимать себя в качестве единой народности. Не только в IX–X вв., но и в XI–XII вв. Русью, Русской землей называлась обычно лишь сравнительно небольшая область в пределах Среднего Поднепровья, лежащая вокруг трех городов: Киева, Чернигова и Переяславля-Русского. Население других земель — галичских, смоленских, новгородских, залесских — русским первоначально не называлось. Древлянская земля, расположенная совсем недалеко от Киева, также находилась за пределами первичной Руси. Лишь позднее, после значительных изменений в жизни Древнерусского государства, прежде всего вместе с укреплением феодальных порядков и возникновением новой исторической обстановки, вызвавшей перемещение центра Руси и больших масс населения из Среднего Поднепровья на север, наименование Русь распространилось на все древнерусские земли, их население повсеместно стало считать себя русским.
В последующие столетия представление о единстве русской (древнерусской) народности продолжало все более и более крепнуть. И это происходило уже в период, когда Древнерусское государство стало дробиться на части, вступило в полосу политической феодальной раздробленности. Разве это не прекрасная иллюстрация того, что сложение народности и история государства — хотя и связанные друг с другом, но все же особые процессы?