В связи с этими раскопками Е. И. Горюнова напомнила о соображениях некоторых исследователей XIX в., которые полагали, что жители Пошехонья, известные своими этнографическими особенностями, являлись давно обрусевшей финно-угорской группировкой. Не ясно только, почему исследованные на р. Согоже курганы Е. И. Горюнова относит к мере. В Пошехонье, как известно, когда-то жила весь.
Таким образом, среди огромной массы славяно-русских курганов XI–XII вв. в восточных частях Волго-Окского междуречья местами вкраплены курганы, содержащие финно-угорские, мерянские вещи. Принимая во внимание устойчивость традиций того времени, несомненную связь финно-угорских украшений — «шумящих» коньков, треугольников и др. — с культом, с языческими представлениями, есть все основания полагать, что курганы, содержащие эти вещи, принадлежали мере, находящейся на той или иной стадии обрусения.
Выше речь шла о том, что в I тыс, н. э. мерянское население было очень редким, занятые им местности представляли собой небольшие «острова» среди необозримых лесов, связанные, очевидно, с лугами черноземного «ополья», с берегами рек и озер, В XI–XII вв. заселенные мерей местности также являлись «островами», но теперь окруженными уже не столько лесом, сколько сотнями починков, весей, погостов и пахотными угодьями, принадлежавшими их обитателям — славяно-русскому населению, пришедшему сюда из разных частей Руси.
В большом количестве финно-угорские вещи были встречены в курганах Костромского и Кинешемского Поволжья, исследованных в конце XIX в. Н. М. Бекаревичем, Н. Д. Преображенским, Ф. Д. Нефедовым и др. Найденные при раскопках вещи свидетельствуют, что славяно-русское население, пришедшее сюда преимущественно из Новгородской земли, стало осваивать эту область на столетие позже, чем были освоены земли вокруг Ростова, Переяславля, Ярославля и Суздаля. Курганов, предшествующих XII в., здесь почти нет, но XII в. представлен уже многочисленными курганными могильниками, рассеянными по обоим берегам Волги и по низовьям ее мелких притоков. Из курганов происходят ромбощитковые височные кольца поздних северо-западных типов, плоские зооморфные подвески, обычные для курганов Ленинградской области, пластинчатые браслеты, скорлупообразная фибула карельского типа и другие украшения, заставляющие думать, что пришедшее сюда из Новгородской области земледельческое население было не чисто славянским, а содержало некоторые водские, ижорские или карельские компоненты. Но в этих же курганах встречаются и типичные мерянские вещи — треугольные и коньковые «шумящие» подвески, игольники и др. Характерной чертой инвентаря костромских и кинешемских курганов являются орудия труда, положенные вместе с умершим, — топоры, косы, серпы, даже сошники от сохи (а может быть, и соха целиком). Орудия труда в погребении — черта не славянская. В славяно-русских курганах начала II тыс. н. э. такие орудия встречаются относительно редко, но для финно-угорских могильников и курганов (волго-окских и северо-западных) они типичны.
Если в Ростово-Суздальской земле курганный обряд погребения среди славяно-русского и обрусевшего мерянского населения исчез к исходу XII в., что было, как полагают, результатом христианизации, то в Костромском и Кинешемском Поволжье имеются курганы как XIII, так и XIV в. и даже, кажется, начала XV в. Это целиком совпадает с историческими данными. В границы Руси край был включен, как известно, не ранее середины XII в., а деятельность христианских миссионеров относится здесь главным образом к XIV в.
В поздних курганах Костромского и Кинешемского Поволжья точно так же очень много финно-угорских элементов, но уже не северо-западных, а преимущественно местных, мерянских, а также волго-камских. Это треугольные, коньковые и конические «шумящие» подвески, разнообразные игольники, горизонтальные и вертикальные, пронизки с подвесками и др.[134]
Обрисованная выше картина мерянских «островов» имела бы несомненно более отчетливые контуры, если бы археологические данные первых веков II тыс. н. э., на которых она основывается, не были, как уже указано, приведены в беспорядок их исследователями. Но в целом, в общих своих чертах, эта картина является бесспорной. Она подтверждается историческими сведениями последующих столетий, тоже указывающими на то, что в восточной части Волго-Окского междуречья и за Волгой долго сохранялись местности, занятые мерей, точнее сказать, ее обрусевшими потомками.
В 60—70-х годах прошлого века, после раскопок А. С. Уварова и П. С. Савельева, когда появился усиленный интерес к судьбам мери, были произведены поиски ее следов в местных архивах. При этом выяснилось, что о мере здесь помнили вплоть до XV–XVI вв. Обнаружилось также, что некогда, в XIII в., а может быть, и раньше некоторые районы, населенные мерей, были выделены в особые территориальные единицы. Таким образом, мерянские «острова» получили в свое время, так сказать, официальное признание.
134
Ф. Д. Нефедов. Раскопки курганов в Костромской губернии. Материалы по археологии восточных губерний России, т. III, 1899; П. Н. Третьяков. Костромские курганы. ИГАИМК, т. X, в. 6–7, 1931.