НОВОЕ УТВЕРЖДЕНИЕ МИЛЛЕНАРИЗМА
В своей религиозной программе Маркион и его ученики отвергали идею предназначенного править землею мессии и не оставляли в ней места ни для апокалиптических ожиданий, ни для внезапных и резких преобразований существующего политического и экономического уклада. Если приписанное Маркиону авторство появившегося {145} в тот период небольшого текста на греческом языке, "Письма к Диогнету", в самом деле подлинно (хотя ни один отец церкви ничего о нем не знал: текст этот был опубликован только в 1592 г. Энрико Стефаном), то по нему можно понять, какова была позиция маркионитов по отношению к имперскому обществу. Никаких мятежей, никакого априорного осуждения государства, будь оно "эллинское или варварское", жизнь корректная и примерная, с единственной заботой держаться подобно чужакам, гостям в стране, где они находятся: для христианина "всякая чужая земля - родина, всякая родина - чужестранная земля" (глава V). Верующий обращен к иной действительности, которая все более и более приобретала смысл посмертного воздаяния.
Описание "царства", которым упивалась мессианская литература и которое с наивным чистосердечием воспроизводит Папий из Гиераполя, почти земляк Маркиона, претило последнему. Протестуя против осуждения Маркионом традиционной эсхатологии, Юстин и Иреней сочли себя обязанными заявить, что "нельзя быть христианином, если ты не веришь в тысячелетнее царство". А столетнем позже хронист Юлий Африкан уточнял, что Христос был рожден в 5500 г., в середине шестого тысячелетия 1, следовательно, остается менее трехсот лет до начала седьмого тысячелетия, желанного периода счастливой жизни в восстановленном Иерусалиме.
Срок, однако, оказался не столь близким.
В "Пастыре" Гермы, написанном во времена династии Антонинов, церковь сравнивается с некоей башней, строительство которой будет продолжаться до конца света. Времени остается только для последнего всеобщего прощения грехов: богачи да воздержатся заниматься своими делами, пока еще не слишком поздно. Всякое примирение с окружающим социальным миром недопустимо.
Похоже, что автором этого небольшого сочинения с пророческими интонациями, написанного по-гречески в Риме, был некий египетский еврей, проданный в рабство после падения Иерусалима в 135 г. Одна столичная матрона купила его и затем освободила. Во всяком случае, ясно, что он говорит от имени рабов, отпущенников и малоимущих слоев, которые составляли тогда большинство христианской общины Рима.
Его монотеизм строго иудаистского толка. Он ни слова не говорит о Христе. Иисус для Гермы - только человек, наделенный исключительными качествами, избранный богом за его заслуги посредником в предвидении нового закона милосердия и сострадания. Догма значит меньше, чем сострадательное участие. Верующие прозваны "святыми", как в некоторых новозаветных посланиях и в Учении апостолов. Многозначительно также обличение управителей общины, диаконов, которые "расхищают добро вдов и сирот и присваивают неправедные блага, придерживая пожертвования, которые должны были распределять" ("Парабола" 9, 26).
Книга представляет собой как бы серию из пяти видений, двенадцати правил (или "мандатов") и десяти метафор ("парабол"), которые ангел покаяния в образе молодого пастуха сообщил пророку. Это "добрый пастырь" из катакомб; но он встречается и в посвященных Гермесу писаниях как Поимандр и "пастырь людей", где он выступает одним из символов Митры. В этом одна из причин, почему книга быстро стала столь популярной, а во многих местностях составила часть свода священных писаний.
Таково мнение Иренея Лионского, Климента Александрийского и Оригена, а также неведомого компилятора "Мураториева канона". Сочинение Гермы было включено в древнейший манускрипт Нового завета "Синаитский кодекс", составленный в конце IV в. Однако имелось немало противников, выступавших против его включения в число боговдохновенных книг. Тертуллиан, возмущенный снисходительностью Гермы к грешникам, обвинил его в попустительстве и назвал "пастырем чужеложества".
Новые церковные иерархии, которые возникали в лоне христианских общин как на Востоке, так и на Западе, не могли оставаться безразличными к возрождению милленаристского пророчества.
Из "Мураториева канона"
Говорят, что под именем Павла ходили также иные послания, одно к лаодикянам и другое к александрийцам, но это подделки, возникшие из ереси Маркиона, и всемирная церковь не могла их принять. В самом деле, не следует мешать желчь с медом.
Церковь признала, однако, послания Иуды и два {147} послания Иоанна, а также книгу Премудрости Соломона, написанную друзьями Соломона в его честь. Мы признаем также только Откровения (Апокалипсисы) Иоанна и Петра, хотя некоторые из наших не желают читать их в церквах. Недавно, в наше время, Герма написал "Пастыря" в городе Риме, когда на городской римской кафедре сидел епископом Пий, его брат. Подобает его читать, но нельзя представлять его народу в церкви ни как пророка, поскольку их число отныне определено, ни как апостола, коль скоро их времена уже завершились.
Мы не принимаем совершенно ничего из писаний Арсинея и Валентина или Мильтиада, которые составили также новую книгу Псалмов Маркиона вместе с азиатом Василием, основателем движения катафригийцев 1.
Христианские общины, организованные как временные структуры в ожидании всеобщей катастрофы, преобразуются в реальные "содружества", иначе говоря, в настоящие церкви с задачами и учреждениями постоянного характера. Духовенство, клир стремятся все более отмежеваться от остальных верующих; греческий термин "клерос" - "владение", "земельный надел",- обозначавший первоначально лишь лиц, ведавших финансами общины, теперь начинает применяться в специфически религиозном смысле. Демократическая организация первых времен, основанная на коллегиальном руководстве, уступает место новым формам церковного правления. Из комитета старейшин мало-помалу выделяется главный священнослужитель или епископ. Обе эти ступени еще не вполне различимы, важно, однако,- и это главное в системе правления,- что и старейшины и епископ выводят свою власть уже не снизу, из общины, но из апостольской инвеституры - передачи власти и прав.
Этот процесс совершался первоначально в Малой Азии. Подтверждение тому мы находим в легенде о Поликарпе, который, согласно Иренею, был будто, назначен Иоанном и другими пресвитерами, которые знали госпо-{148}да, епископом Смирны. То же говорили о Папии, епископе Гиераполя во Фригии.
О Поликарпе известно также, что под конец жизни он отправился в Рим, чтобы обосновать свою дату празднования пасхи, ибо христиане Малой Азии отмечали ее одновременно с евреями, в четырнадцатый день месяца нисан, который совпадал с датой весеннего равноденствия. Между тем большинство общин склонялось отнести начало празднеств на следующее воскресенье, через неделю по истечении еврейского праздника, в воспоминание о воскресении Иисуса.
Противоречие в то время не было разрешено. Несмотря на давление Поликарпа на его римского коллегу Аникета, восточные и западные общины оставались при своем. Празднование совершалось в разное время в различных церквах, отчасти этот разнобой имеет место и по сей день. Один из последователей Аникета, епископ Виктор (189-198), поставленный в затруднительное положение группами выходцев из Азии, которые продолжали соблюдать пасху в иной день, чем другие верующие столицы, попытался навязать всем богослужебное единообразие, но встретил почти единодушное противодействие.
Епископ лионский Иреней, пользовавшийся большим престижем, решительно выступил в защиту самостоятельности отдельных общин против решения высшего представителя римских христиан.
НАСЛЕДИЕ ПРОРОЧЕСТВА: МОНТАНИЗМ
Непродолжительные, но жестокие репрессии со стороны государственных властей в провинциях, обрушившиеся в первую очередь на бедные и непримиримые общины Анатолии, сломили старого Поликарпа. Приведенный в судилище около 160 г. епископ Смирны отказался присягнуть императору и заявил, что его единственный государь - Христос. Проконсул провинции Азии Квадрат осудил его на смертную муку на костре, сложенном на городском стадионе. Верующие уверяли, что видели, как душа Поликарпа вылетела из пламени, точно голубка. Но Лукиан из Самосаты, пародировавший эту сцену в антихристианской сатире "О смерти Перигрина", без всякого благочестия утверждал, что то был ворон, который кру-{149}жил поблизости, и это самое большее, что могло случиться при сожжении.