Если же обратиться к переводам сочинений Евагрйя на древние языки, то они также, в основной своей массе, не подтверждают существование указанных связей. В частности, это касается и традиции сирийских переводов,, благодаря которой сохранилось множества произведений Евагрйя, и в том числе такое замечательное, как «Антирретик»[253], в котором автор суммировал практику «прекосло–вий», т. е. чтения определенных мест из Священного Писания в различных Перипетиях духовной брани, характерную для выдающихся египетских отцов–пустынников IV века[254]. И практически только в одной сирийской редакции «Гностических глав» мы встречаем неправомысленные взгляды (в другой сирийской редакции, а также в армянском переводе, дошедших в большем количестве рукописей и более ранних, эти взгляды отсутствуют). Естественно напрашивается предположение, что эта сирийская редакция являет искаженный текст данного произведения[255], тем более, что практика подобных фальсификаций — явление довольно обычное в истории древнецерковной письменности[256]. В таком случае искаженный текст (скорее всего, искажение коснулось одной из рукописей греческого оригинала) «Гностических глав», подписанный именем Евагрия, и навлек на него, в конечном итоге, соборное осуждение. Правда, не исключается и другая возможность (однако, значительно менее вероятная): на каком–то этапе своего духовного и творческого развития Евагрий, быть может, склонился к некоторым еретическим мнениям. При верности подобного предположения, следует констатировать, что Церковь, осудив эти мнения, отсекла их, сохранив в то же время все лучшее в творческом наследии Евагрия. Можно еще отметить, что уже в V в. церковная мысль в лице Дионисия Ареопагита начала корректировать и как бы «фильтровать» некоторые идеи, нашедшие отражение в «Гностических главах»[257]. Процесс этот был продолжен преп. Максимом Исповедником и некоторыми другими отцами Церкви. В целом же, следует выразить надежду на то, что будущие исследования творчества Евагрия, возможно, прольют свет на эту парадоксальную проблему.
К «скитской школе» относится и единственное послание преп. Арсения Великого, сохранившееся только в грузинском переводе[258]. В нем этот один из последних представителей могучего поколения скитских старцев (умер преп. Арсений в 449 г. в возрасте 95 лет)[259] намечает основные контуры своего аскетического богословия, вполне совпадающие с главными «траекториями» всей святоотеческой аскетики. Иноческая жизнь здесь представляется «равноангель–ским житием», особое внимание уделяется стяжанию «исихии» и строгому соблюдению поста, «возделывающему землю сердца» для произрастания в нем плодов добродетелей и т. п. В своем послании преп. Арсений — некогда высокообразованный аристократ и воспитатель двух наследников престола, оставивший все блага здешнего мира ради стяжания Царства Небесного, — как бы суммирует многие важнейшие черты той духовной науки, которую он изучил под руководством простых и «необразованных» египетских старцев, освоив не только «азбуку», но и самую возвышенную и утонченную «словесность» ее[260].
253
Сирийский текст (с обратным переводом. на греческий) см.:
254
См.: O'Laughlin M. The Bible, the Demons and the Desert: Evaluating the Antirrheticus of Evagrms Ponticus // Studia Monasrica, v. 34, 1992, p. 01–215, «Прекословия» обычно рассматривались отцами–подвижниками как мощное оружие в духовной брани. См.:
255
Правда, обычно западные исследователи, следуя авторитету А. Гийомона, признают обратное соотношение двух редакций. См., например:
256
Обширный материал на сей счет собран в работе:
257
См.:
259
О личности и взглядах этого великого старца см.:
260
Примечательно в этом плане две «апофтегмы» преп. Арсе. — ния. В одной говорится: «Сказал некто блаженному Арсению: Отчего мы, при всем нашем образовании и мудрости, никаких добродетелей не имеем; а эти простолюдины и египтяне имеют такие великие добродетели? Авва Арсений отвечал ему: Мы от учения мира сего ничего не имеем; а эти простолюдины и египтяне приобрели добродетели от своих трудов». Другая «апофтегма» гласит: «Спрашивал некогда Авва Арсений одного египетского старца о своих помыслах. Другой брат, видя его, сказал: Авва Арсений! Как ты, столько сведущий в учении греческом и римском, спрашиваешь о своих помыслах у этого простолюдина? Арсений отвечал ему: Рим–