У истоков.
- Что, Николай, а скажи, далеко карабин припрятал? Покажи-ка нам игрушку. А мы с Сережей, глядишь, и постреляем, сейчас с картошкой закончим, и развлечемся немного. Ты, Сережа, стрелял когда-нибудь? Вот и попробуешь, нюхнешь пороха, - говорил, снимая щедрый пласт желтой картофельной мякоти вместе с красной кожурой, высокий, полный, красивый мужчина лет сорока с небольшим, с улыбкой глядя на собеседника — тот был постарше, лет пятидесяти, с разбойной внешностью и, несмотря на полдень и жару, был уже изрядно выпивший.
Спрашивающий был Анатолий Иванович, инженер и руководитель группы конструкторов
на одном тихом и важном предприятии, спрашиваемый был егерь Николай Николаевич, безотлучно живущий на номерной даче за Исертью, но дальнем, укрытом летними туманами берегу зеленого, старинного заводского пруда, теперь уже и не нужного для привода вращающихся колес кузнечных механизмов, одичавшего и ставшего из полезного творения рук человеческих вдруг органичным и живописным куском дикой природы, хранящим тайны и предания прошлого.
Анатолий Иванович любил заезжать сюда, в дремотную глушь, к старому своему приятелю егерю, побродить по окрестным лосиным горам, а больше, посидеть у костра. Костер у Николая Николаевича был оборудован знатно: три огромных плоских валуна, светло-охристые и шершавые, лежали полукругом, рядом были вкопаны в землю бревна-лавки исполинской толщины, с выжженными изречениями мудрых, а над костровищем был укреплен стальной вертел, способный выдержать целого быка.
Шагах в пятидесяти вверх по склону была сложена стенка из валунов уже маленьких, и за нею бревенчатая рубленая другая стенка, вся, будто покусанная — это был тир для развлечения от грусти. Грусть, как известно живущим в России, накатывает неожиданно и без причины, и для того поверх каменной стенки стояли, приготовленные к расстрелу, пустые бутылки. За наличием пустых бутылок Николай Николаевич строго следил.
Теперь Анатолий Иванович приехал не один — с ним был его подопечный, молодой конструктор из его бюро Сережа. Поводом взять его с собой было вот что: во-первых, Сергей был ему симпатичен, и Анатолий Иванович с ним дружил, как часто вдруг начинают дружить опытные и одинокие профессионалы со своими учениками, а во-вторых, Николаю Николаевичу потребовалось вдруг посреди лета перекопать огород «от сорняков-паразитов», как он объяснял, и Анатолий Иванович логично рассудил, что ковырять закаменевшую землю тупой лопатой уместнее юности, и он привез с собой Сережу.
«Сорняки-паразиты» ли были причиной, только кроме Анатолия Ивановича и Сережи, в то же утро приехал к егерю еще и Леня Сявин — врач, худой, изумленный и очень возбужденный, просто от самого процесса жизни, которую «только в лесу и понимаешь», а с ним тихий и хитро улыбающийся в прокуренные усы пожарник Виталий Павлович, ловкий и округлый, как барсук.
Эти двое были рыбаками, и Анатолий Иванович, здороваясь и знакомя их с Сережей, радостно повторял: «Поглядим-поглядим, каковы будут линьки!»
Или.
«Уха ухой, только надо бы туда, ребята, ершей-озорников, да неплохо бы и щучку-барыню!»
Анатолий Иванович любил и умел готовить.
И вся компания это знала и ценила.
Это были не все люди.
Кроме широкого, вольного, но кособокого, будто присевшего на пенек дома под зеленой крышей, с конюшней, баней и обязательным русским сортиром, стоящим одиноко и гордо, на виду, в десяти шагах от кромки леса, у егеря был и другой домик - маленький, «гостевой».
Это было, говоря языком пижонов, модное «шале» - отлично, без обычных у нас деревенских зазоров, рубленый теремок, насыщенный техникой комфорта.
Он стоял на низеньких столбах на самом берегу ближнего пруда, выходя крыльцом прямо на песчаный пляж.
Да, ближний пруд — это тот, бывший заводской, большой, извилистый, с гористыми берегами, покрытыми мощными сосновыми борами, а был еще и дальний.
Как он образовался, уже никто не помнил.
Между этими двумя прудами был, разделяющий их, маленький перешеек с узенькой дорожкой, и в нем была устроена каменная труба, в которой ревела вода — это было «бучало». Рядом водились ерши.
Дальний пруд терялся в болотах, таивших в себе десятки маленьких озерков, а за болотами был конец света — туда никто не ходил никогда.
В «гостевом» всегда останавливались гости или значительные, или интеллигентные, которым романтика дикого костра и дощатого сортира могла казаться неприличной.
Сегодня там разместились племянница Николая Николаевича Настя с подругой.