Вот сфинкс лежит, высокомерно глядя перед собой, словно собирается задать коварный вопрос. Там собака, а еще дальше, голова верблюда на длинной шее. Здесь, кажется, и должно наступить то мгновение, когда так радостно осознавать себя малой песчинкой среди величавой природы.
— Стойте! Слушайте… Вода шумит.
Снизу, издалека, ветерок приносит шорох, похожий на тот, с каким маленький жук выбирается из спичечного коробка.
Как тут хорошо! Но беспокоит неприятное ощущение — вдруг там, у реки, все истреблено, изломано, разрушено? Странное это чувство, но я не считаю его необычным для человека второй половины двадцатого века.
Река шумит все ближе и вот уже виден сверху ее серебристый излом в зелени деревьев и тростников. А когда мы спустились вниз, то попали в настоящие джунгли. У самой воды стоят на корявых стволах приземистые ивы и туранги. С одного дерева на другое свешиваются длинные гибкие лианы — ломонос. Растения помельче, более сухоустойчивые отодвинулись от реки подальше, среди них: саксаул, тамариск, чингил, барбарис, карагана…
Из-под джузгуна, очень близко от нас, выскакивают сразу два зайца и, удивленно косясь на людей, короткими прыжками убегают в заросли. Свежий след горного козла — тека уводит вверх по распадку. На плоских камнях под редкими стебельками трав журчат во всю мочь толстые короткие кузнечики — зичии. Возьмешь в руку пузатого музыканта, он весь содрогается, как будто от страха, но поет пуще прежнего. Отпустишь его, он уходит, неуклюжий и совершенно беспомощный…
Крошечный тугайчик, прилепившийся к берегу Чарына похож на заповедник. Мало людей бывало здесь — очень трудно добраться. За поворотом реки такой же девственный тугай. До него рукой подать, но река не пускает, она раздробила, изрезала берег, перемешала тугаи с неприступными скалами, будто для того, чтобы уберечь от опасности. В воду войти — унесет, расшибет о камни, а если пойти по берегу, наткнешься на отвесные стены, поднимающиеся прямо из воды. Нет, не люди сберегли эти дивные рощицы, а сама река, проложившая свой путь по таким неудобным местам.
Дойти до реки в изнурительную жару. Сесть устало на теплую землю и прижаться спиной к шершавому стволу дерева. Окунуть руки в быструю холодную воду. Это ли не радость?
— Тают вдали синие дали Синьцзяна…
Блекнут яркие краски. То, что было зелеными кронами деревьев, синими и оранжевыми скалами, становится однотонным. Не зеленым, не синим и не оранжевым, а таким, чему и названия нет…
Вечером горит костер, бросая багряные блики на скалы, стиснувшие с двух сторон поляну, поют сверчки, летучая мышь вычерчивает зигзаги в темнеющем небе. Луна выпутывается из корявых веток…
Спасибо тебе, Чарын!
ГНЕЗДО РЕМЕЗА
На дне ущелья, перекатываясь по камням, бурлит поток… Над ручьем на тонкой ветке ивы раскачивается маленькое гнездышко, похожее на мягкий пушистый мячик. С одного края его загибается вниз «трубочка» — вход с таким узким отверстием внутри, что, кажется, не только птице, но и насекомому проникнуть туда не легко. Такие гнезда строит только одна птица — ремез.
Смотрю на это сооружение и удивляюсь его бесхитростному совершенству. Расположено оно на высоте пяти-шести метров от земли — никакой крупный зверь не достанет. Мелкий хищник тоже не подберется — слишком тонка и гибка ветка, на которой оно висит. В гнезде тепло, сухо, безопасно.
Пока я раздумываю, обитаемо ли гнездо или брошено, ремез с зеленой гусеницей в клюве со всего хода, не сбавляя скорости, точно влетел в раскачивающееся жилище.
Сначала казалось, что внутри пушистого шарика птенцы. Затем стало ясно — там яйца, а насиживают их поочередно самец и самка.
Через две недели снова иду к ремезам. Беспокоюсь — как бы не разорили. Но гнездо цело, из него доносится громкий писк.
Наружу высовывается маленькая симпатичная головка с желтым клювом. В таком неудобном положении, вниз головой, птенец висит долго, разевает клюв и требовательно пищит. Прилетает один из родителей, сует в разинутый рот бабочку. Но этого мало, птенец просит еще.
В последний раз я пришел к гнезду, когда птенцы стали взрослыми. Сразу я этого не понял. Они по-прежнему висели вниз головой, выпрашивая поесть, а родители носили им насекомых. Вдруг один из птенцов «выпал» из гнезда и… уверенно перелетел на соседнее дерево. Вслед за ним вылетел второй, потом третий. Я насчитал шесть птенцов, но может, их было и больше…